Рано иль поздно (Повести и рассказы)

1. Незаконное проникновение в жилище, совершённое против воли проживающего в нём лица, — наказывается штрафом в размере от пятидесяти до ста минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период до одного месяца, либо обязательными работами на срок от ста двадцати до ста восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до одного года, либо арестом на срок до трёх месяцев.

2. То же деяние, совершённое с применением насилия или с угрозой его применения, — наказывается штрафом в размере от двухсот до пятисот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период от двух до пяти месяцев либо лишением свободы на срок до двух лет.

Боров этот вломился в мою прихожую, на мою территорию и попытался натурально въехать мне своим волосатым кулаком в лицо. А у меня, надо сказать, есть очень скверное качество: я почему-то не люблю, когда меня бьют по лицу. Особенно — какие-то торгаши вонючие. Короче, я каким-то чудом отступил-отклонился и не доставил ему такого удовольствия. Тут из кухни выскочила моя супружница и с ходу включила сирену голоса:

— А ну во-о-он из нашей квартиры!!! Пошёл во-о-он, негодяй!!!

Сыскунов на миг было опешил-отступил, вышагнул обратно в общий коридор, но ярость в жирной душе его ещё клокотала на полную мощь, он опять напружинился-собрался и пошёл на нас уже на обоих в атаку. Здесь стоит упомянуть, что Сыскунов был почти на голову выше меня и в плечах гораздо пошире. В сей чреватый последствиями момент я вспомнил о «Шоке», схватил баллончик с полки, направил в сторону взбесившегося хама и нажал спусковой клапан. Плотная струя ударила его в грудь. Я хотел прицелиться получше и оросить ему освежающим газом багровую морду, но он уже отскочил от нашей двери. В этот миг послышался в коридоре голос-вскрик Ульяновой:

— Тимоша! Что там происходит?! Что они с тобой сделали?! Сволочи!! Бандиты!!!

Я захлопнул дверь и, тяжело дыша, уставился на свою Татьяну. Та тёрла кулаками глаза.

— Ты что, плачешь, что ли? — поразился я.

— Глаза щиплет!

Я и сам ощутил лёгкую резь в глазах — часть газового облачка осталась-застряла в нашей прихожей. Но — странное дело: судя по инструкции к баллончику, мы с женой должны были просто истекать слезами и корчиться от боли. Однако ж глаза только слегка пощипывало, и слёзы текли довольно скупо. Я повертел баллончик, почитал надписи: тьфу, срок годности его истёк уже два года назад… Ни хрена себе — самозащита!

— Может, милицию вызовем? — предложил я и тут же сам устыдился своего предложения.

Мы ещё минут пять-десять пообсуждали в прихожей с женой дурацкую сцену плакатной битвы, перспективу наших отношений с больными соседями-захватчиками и только отправились на кухню к остывающему ужину, как в дверь опять позвонили. Ну вот, подумалось, и вторая серия! Татьяна кинулась к входной двери, глянула в глазок, а я на всякий пожарный снова приготовил газовый баллончик. Но жена от двери сообщила растерянно:

— Милиция!

— Вот и хорошо! Открывай! — бодро приказал я, но баллончик с глаз убрал.

Вошли три служителя порядка — капитан и два сержанта. Представились. И тут же приступили к допросу, составлению протоколов. Вызвал их, оказывается, Сыскунов, сообщив, что-де на его супругу напали в коридоре взбесившиеся соседи и чуть не убили отравляющим газом…

Судя по скупым и каким-то укоризненным сведениям милиционеров, хозяйка 82-й лежала чуть ли не без сознания, лицо её было обожжено до красноты, глаза ослепли от слезотечения, дыхание затруднено и т. д., и т. п., и пр. Там, за стенкой, оказывается, уже суетится целая бригада «скорой помощи». Мы с Таней тихо обалдевали. Я вытащил и отдал по требованию ментов баллончик — они его реквизировали. Все наши сбивчивые объяснения-доводы выслушивались служителями порядка весьма снисходительно и с понимающей усмешкой…

Естественным следствием «плакатно-газово-коридорной» битвы стало то, что на следующий день я отправил в почтовом конверте в райсуд новое заявление: