Расчищая путь пехоте

Соединения 21-й армии вели наступление в высоком темпе. Попытки врага зацепиться за свои укрепления на промежуточных рубежах успеха не имели. Нам, артиллеристам частей РВГК, на вооружении которых находились преимущественно тяжелые системы, продвигаться было очень тяжело. Первое серьезное препятствие, встретившееся на нашем пути, - крутые берега Дона, покрытые снегом. Старенькие ЧТЗ-60, чуть поднявшись на обледенелые склоны, тут же сползали вниз. Пришлось часть тракторов из подразделений боепитания выдвинуть вперед на противоположный берег и с их помощью вытаскивать на буксире орудийные сцепки. Бойцы тоже помогали тащить орудия.

Пока переправлялись, стрелковые и танковые подразделения ушли далеко вперед. Попробовали догонять, но это тоже оказалось нелегко: дороги разбиты, скорость движения по ним 152-миллиметровых орудий за тракторами не превышала 4-5 километров в час. Но пехотинцы и танкисты ждали от нас поддержки, и мы делали все, чтобы не отставать и, где требовалось, дать огоньку. Выручали, конечно, солидная дальность стрельбы и наши корректировщики со средствами радиосвязи, которые всегда были впереди.

В районе станицы Фаткина стрелковый полк 76-й стрелковой дивизии был остановлен сильнейшим фланговым огнем. Кроме того, по передовым стрелковым ротам из двух дзотов ударили несколько станковых пулеметов. Они прижали наших пехотинцев к земле и не давали им поднять головы.

С пулеметами расправилась полковая артиллерия, а вот артиллерийские и минометные батареи могли подавить только тяжелые системы. По ним, как только специалисты взвода управления подготовили на карте исходные данные для стрельбы, ударил дивизион майора Пащенко.

Стрелковые батальоны поднялись в атаку и в течение получаса заняли станицу. Потеряв около сотни солдат и офицеров убитыми, два танка и большинство своих батарей, противник отошел в восточном направлении.

Капитан Лучкин рассказал мне о самоотверженных действиях в этом бою разведчика 4-й батареи Шаматая Байжичитова. Когда после огневого налета стрелковые подразделения вышли на противоположную окраину станицы, откуда-то вновь ударил станковый пулемет врага. Шаматай Байжичитов под огнем пробрался на выгодную для наблюдения высотку, определил координаты цели и доложил их капитану Лучкину. Через несколько минут станковый пулемет замолчал. Наши стрелковые роты вновь поднялись в атаку. По просьбе командира поддерживаемого стрелкового батальона я представил Байжичитова к награде - медали "За боевые заслуги".

Пока шел бой за станицу Фаткина, подтянул свои подразделения и капитан Посохин. Я приказал ему продолжать движение, а дивизион Пащенко оставил на месте - у них был еще большой запас дальности для поддержки ушедших вперед стрелковых полков 76-й дивизии.

Так, перекатами, имея часть сил полка на позиции, а часть в движении, мы продолжали оказывать огневую поддержку. К вечеру первого дня наступления 1107-й пушечный артиллерийский полк достиг рубежа, отстоявшего от исходного на 5-6 километров. Поддерживаемая нами стрелковая дивизия продвинулась еще дальше.

Очень многое в эти дни зависело от воинов службы тыла. Они должны были в тяжелых погодных условиях обеспечить части переднего края питанием, боеприпасами, горючим. Расход горючего, к примеру, в нашем полку был в полтора раза выше нормы, ибо условия транспортировки тяжелых систем оказались весьма неблагоприятными. Крутые балки и овраги мешали движению, изматывали силы и нервы. Мы старались экономить снаряды и топливо, ибо понимали трудности их доставки.

Горошко взял на себя контроль за действиями подразделений боепитания и продовольственного снабжения. Кудрявцев следил за доставкой горючего. К сожалению, с самого начала формирования полка нам так и не прислали положенных по штату заместителей командира полка по строевой и технической части, а они могли бы взять на себя определенные заботы по организации маршей дивизионов, летучего ремонта техники, развертывания боевых порядков.

Передовые части и соединения 21-й армии, продолжая теснить врага, с ходу штурмовали опорные пункты и узлы сопротивления в оперативной глубине его обороны.

Нам встречались целые колонны сдавшихся в плен румынских солдат и офицеров. Поравнявшись с одной из таких колонн, мы притормозили. Румынский офицер, видимо самый старший по званию, приложив пальцы к шапке, отрапортовал:

- Господин советский офицер! Личный состав вверенной мне пехотной части организованно, по моему личному приказу, сдался без сопротивления в плен. Смерть Гитлеру и Антонеску!

Попросив разрешения следовать дальше, офицер присоединился к строю, и колонна зашагала по разбитой дороге. Только когда он был уже на солидном от нас расстоянии, мы с Горошко расхохотались.

- Слушай, Виктор Макарьевич, - сквозь слезы сказал Горошко, - а ведь он, наверное, вот так докладывает всем встречающимся советским командирам, а?

Я только еще сильнее рассмеялся. Было чему радоваться - моральное состояние войск противника, как видно, не на высоте.