Он поднял руку и я, прижатая к земле, уставилась в безоблачное ночное небо.
— Милая, давай не будем усложнять.
Я жадно вдохнула воздуха, при этом шаря руками по земле. Я схватила камень и сжала, пока его острые края не врезались в ладонь.
— Сегодня я добрый, поэтому предоставлю тебе возможность, которую никому не предоставлял прежде. Ты пойдешь со мной, не доставляя мне слишком много хлопот, — он обнажил белоснежные зубы, — и я не сделаю себе корону из костей тех, кого ты любишь.
Обещаю тебе несметные богатства, свободу в выборе кем ты захочешь стать и жизнь, которой все будут завидовать.
Камень в моей руке отяжелел, и я практически вновь засмеялась.
— Ты хочешь воскресить Лилин?
— Ах, я так рад, что мне не нужно объяснять свои намерения. Хотя у меня была припасена речь для этого, — он своим кроваво-красным глазом подмигнул мне. — Ну, это всегда можно оставить на потом, милая.
Страх ударил меня под дых, но я старалась придать своему голову как можно больше напускной храбрости.
— И на полном серьезе оставишь меня в живых, после того как воскресишь Лилин?
— Возможно, — ответил он. — Зависит от того, насколько ты меня осчастливишь.
— Ага, да пошел ты.
Пеймон отвернулся, а потом снова повернул лицо в мою сторону. Его кожа испарилась, обнажая красный череп и глазницы, горящие огнем. Его рот открылся, он был длинным и перекошенным. От зазывания, которое он издавал, у меня похолодела душа. Я кричала, пока не охрипла, не в состоянии отползти ни на дюйм.
А потом он снова стал красивым улыбающимся мужчиной.
— Милая, ты — средство для достижения цели, точнее конца, который удивительным образом сыграет мне на руку, — Пеймон присел рядом со мной, склонив голову на бок. — А теперь, ты можешь все облегчить или же очень, очень сильно усложнить.
Я глубоко вздохнула, но, казалось, в моих легких оказалось недостаточно воздуха. Я беспокоилась о Зейне и знала, что если позволю Пеймону себя схватить, у меня никогда уже не будет возможности позвать на помощь Зейну.
— Ладно. Мо... можешь убрать эти мерзкие корни с моих ног?
Очередная беглая улыбка на лице, и Пеймон взмахнул рукой. Корни задрожали, иссохли и через пару секунд превратились в пыль.
— Рад, что ты собираешься меня осчас....
Я замахнулась со всей силой и швырнула камень ему в висок. Его голова дернулась в другую сторону, но через секунду он уже смеясь, смотрел на меня. Смеясь. Из раны, откуда должна была течь кровь, плясали языки пламени.
Пеймон схватил меня за руку словно тисками.
— А вот это, милая, было не очень красиво с твоей стороны.
Я уставилась на его горящую голову.
— Господи Иисусе.
— Не совсем.
Он поставил меня на ноги. — Попрощайся.
Я открыла было рот, но не успела издать ни звука, все погрузилось в темноту.
Глава 25
Медленно по крупинкам, все стало проясняться. Сначала появилась чувствительность, которая являлась первым признаком, что все очень плохо. Я не могла пошевелить ни рукам, ни ногами. Они были привязаны к холодному полу, веревки были туго затянуты и врезались прямо в запястья, когда я их натянула.
Вот дерьмо.
Следующим вернулось обоняние. Запах плесени был очень знаком, где-то бродил по закоулкам памяти, но я никак не могла вспомнить, откуда он мне знаком. Когда я все же смогла открыть глаза, то уставилась на выступающие металлические балки.
От свечей не особо много было света, но по их танцующим теням я могла разглядеть баскетбольное кольцо без баскетбольного щита.
Мой взгляд упал на видимые следы и проследил за ними, пока они не исчезли в нарисованной мелом белой линии. Прямые линии образовывали полосы, пересекающиеся в круге. Я повернула голову, поморщившись из-за тупой боли в висках. Еще больше линий было с другой стороны от меня.
Пентаграмма слегка была искривлена. О, это плохо.
Я была в старом спортзале на самом нижнем этаже своей школы, привязана к центру пентаграммы и это что, какое-то пение? Боже. Вытянув шею, я попыталась посмотреть, что происходит за сотней белых свечей, расставленных по краям круга.
В темноте двигались силуэты. Из-за их тихого брюзжания и поросячьего визга у меня все внутри похолодело. Мучители.
— Ты очнулась. Хорошо, — низкая протяжная южная речь раздалась в темноте. — А теперь начнем наше представление.
У меня аж до земли отпала челюсть. Пеймон снял пиджак и расстегнул верхние пуговицы красной рубашки. Он подошел к краю круга, остановился и взглянул вниз. Затем сделала шаг назад, что только усилило мои подозрения.
— Что, не будешь заходить в круг? — спросила я.
Пеймон запрокинул голову и усмехнулся.
— Эта слегка перекошенная пентаграмма с легкостью может превратиться в дьявольскую ловушку, так что я не собираюсь даже носком моих туфель заступать за линию, очерченную мелом.
Я сжала кулаки и почувствовала, как кольцо впивается мне в кожу.
— Из-за этого осуществить это заклинание будет сложновато, так?
— Милая, вовсе нет, — сказал он, опускаясь на колени. Этот ирокез на его голове длинной был, по меньшей мере, в полметра. — Именно для этого и нужны лакеи. О, лакей!