— Опять «кому-то». Опять зло безлико. А жертвы его конкретны, осязаемы, они среди нас, они в нас. И сколько еще будет этих никому не нужных жертв? Боюсь, что это только начало. Ужасное начало не менее ужасного по своей бессмысленности фарса. Фарса, спланированного какими-то выродками. Притом именно интернациональными выродками, если, конечно, хорошее слово «интернационализм» можно поставить рядом с ними.
— Я понимаю, более того, разделяю ваше беспокойство, — сдержанно начал Вагиф, — и уверен, что рано или поздно все образуется. Этим двум народам нечего делить, кроме общих трудностей и, дай бог, скромных достижений. Но для этого нужно время. Пока же все идет по нарастающей. И этот процесс, зависящий от многих, очень многих факторов, в том числе и за пределами Закавказья, будет, к несчастью, усугубляться.
Мужчина, внимательно посмотрев на Вагифа, устало улыбнулся и протянул ему руку. До встречи с «ангелами» Алексея Васильевича оставалось пять минут.
ГЛАВА 7
Во вместительном салоне «волги» было уютно и спокойно. Предложенные высоким парнем, сидящим рядом с шофером, сигареты были отменного качества. Плоская металлическая фляжка хорошего коньяка, предусмотрительно положенная кем-то в кармашек справа от пепельницы, невольно располагала к спокойному течению мыслей, порядком смешавшихся за последние несколько часов.
Действия Вагифа с момента приземления самолета в Москве и до звонка Алексею Васильевичу были вполне логичны. Еще в Лондоне под впечатлением фразы Джорджа о возможной причастности советской разведки к слежке за ним, а также личных ассоциаций, возникших в момент убийства Лестерна, Вагиф не исключал, что в Москве его могут ждать, поэтому связь с Алексеем Васильевичем по телефону была нежелательна. Современные средства позволяли безошибочно определить набираемый по телефону-автомату номер с расстояния в несколько десятков метров от аппарата.
Поэтому тот факт, что его ждали и именно там, где, вероятнее всего, он должен был сойти с автобуса, говорил лишь об одном. Те, кто за ним охотился, знали, куда он направляется. А адрес Алексея Васильевича был известен лишь очень узкому кругу его коллег да некоторым ответственным сотрудникам «конторы». Ответ напрашивался сам собой: в этом деле был замешан кто-то из КГБ.
Ну, а потом, после «теплой» встречи у метро, когда все стало очевидным, страховаться уже не было нужды. И лишь бурно развивающиеся события не позволили сразу же связаться с мэтром.
На даче Вагифа уже ждали. Хорошо протопленная баня и подаваемое по мере надобности светлое пиво в объемистых фужерах сыграли свою благотворную роль. Где-то к полуночи Вагиф был в форме. Несмотря на поздний час и легкое недомогание, Алексей Васильевич все-таки спустился к столу. Недавно он перенес сильнейший сердечный приступ и полностью еще не оправился.
После легкого ужина, состоящего из салата и холодного цыпленка, мэтр пригласил Вагифа в кабинет.
— Ну, как тебе Лондон? — неторопливо начал Алексей Васильевич, удобно расположившись в глубоком кресле.
— Спасибо, нормально, — затянувшись сигаретой, ответил Вагиф.
— Наслышан о твоем геройстве. Так что давай, рассказывай, и с подробностями.
Рассказ со всеми подробностями занял более двух часов. Уже в третьем часу ночи Вагиф, изложив все детали разговора с Лестерном и последовавшие за этим события, наконец умолк. Алексей Васильевич минут пять молча жевал кончик незажженной сигареты — врачи запретили ему курить, — обдумывая ситуацию. После чего устало проговорил:
— Значит, так, пока думать особенно не о чем. Необходима информация. Завтра ознакомимся с посланием Джорджа и параллельно проведем работу по поиску «охотников» по твою душу. Не нравится мне их почерк. Слишком нагло и профессионально действуют, сволочи.
Утро следующего дня было ясным и морозным. Выбравшись из теплой постели, Вагиф накинул толстый халат и, лениво потягиваясь, подошел к окну. Шел снег. За окном во все стороны простиралось бесконечное пушисто-белое пространство. Вагиф любил русскую зиму еще с времен службы в армии, которая прошла в далеком и вечно холодном Архангельске.
Переборов наконец утреннюю лень, Вагиф энергично, на одном дыхании, проделал обычные для него упражнения, побегал минут пять на месте и принял контрастный душ, после чего почувствовал себя куда лучше. Завершающим аккордом его вхождения в ритм нового дня оказалась большая чашка дымящегося кофе с тремя аппетитными рогаликами, посыпанными разноцветной сахарной пудрой.
Алексей Васильевич еще на заре своей деятельности несколько лет провел в Париже, что своеобразно сказалось на всей его дальнейшей жизни, в том числе и на завтраках, подаваемых гостям. Но Вагифа это мало волновало.
Он был очень непритязателен в еде. Так что ровно в девять он уже деловито разбирал привезенные из Лондона бумаги.