Раскол

— Не обижайся, я не приказывал подслушивать. Это сами ребята малость перестарались.

Выслушав рассказ Вагифа, мэтр задумался. Он минут пять сидел молча, погрузившись в свои размышления, неторопливо тасуя в руках несколько фотографий. Потом, неожиданно подняв голову, протянул одну фотографию Вагифу.

С небольшой, порядком потускневшей фотографии на него смотрело молодое мужское лицо с твердым, жестковатым взглядом. Внимательно вглядевшись в изображение, Вагиф понял, что перед ним фотография того самого человека, которого он заметил в момент убийства Лестерна, только здесь он был намного моложе. Лет на десять — пятнадцать.

— Узнаешь? — тихо произнес Алексей Васильевич, медленно вставая с кресла.

— Точно сказать трудно, но мне кажется, это тот самый человек, которого я видел в Лондоне у входа в ресторан, когда убили Джорджа, — с легким сомнением ответил Вагиф, вытаскивая из пачки сигарету.

— Этого человека я когда-то неплохо знал, — откашлявшись, начал Алексей Васильевич. — Его настоящая фамилия — Репин, Анатолий Сергеевич Репин. Мы с ним вместе служили лет так тринадцать. Умный человек, хороший специалист. Немногословный, деловой, авантюристического склада характера, не трус. По службе у Репина проблем не было. Его не особенно любили, но уважали, точнее говоря, побаивались. Не потому, что мог начальству при случае заложить или донос настрочить, этого как раз за ним не водилось. Его побаивались, как бы это точнее сказать, просто интуитивно, как человека, для которого нет никаких преград при достижении своей цели. В известном смысле — как своего рода фанатика. Помню одно дело. Шла работа с западным немцем. Шла тяжело, твердый был мужик. Так вот, после ряда неудач наших коллег за дело взялся Репин, притом по собственной инициативе. Нет, он не применял средств физического или какого-либо иного воздействия, но он так измотал бесконечными, изнуряющими, сутками продолжавшимися допросами этого несчастного, что тот «раскололся». Репин после этого «марафона» сам похудел килограммов на десять, но и немца довел до полного изнеможения. Упорным мужиком был Анатолий Сергеевич.

— Ну а вы, Алексей Васильевич, в каких отношениях с ним были?

— Как ни странно, почти в приятельских. Он меня, как сам иногда говорил, уважал. Правда, за что именно, не знаю. А потом произошел с ним казус. В то время он работал в одной из западноевропейских стран под «крышей» посольства. Работал как всегда хорошо, но с одним из сотрудников этого посольства у него отношения явно не сложились. Все бы ничего, будь этот «дипломат» просто сотрудником МИДа, пусть даже из числа высокопоставленных. Он же, на несчастье Репина, был просто советником, но имел родственные связи среди политических руководителей того времени. И так случилось, что на Анатолия проклюнулся компромат, притом с душком. Оказалось, что наш Репин имел слабость к девицам легкого поведения. Более того, стали поговаривать, что в вопросах секса он, как бы это поточнее выразиться, довольно оригинален. Ничего конкретного не было и все рано или поздно рассосалось бы, но Репин вспылил и съездил по физиономии этому советнику, который особенно старался смешать его с дерьмом. Дело приняло нехороший оборот. Ему посоветовали извиниться, но он ни в какую. Да еще в одной компании нехорошо отозвался о наших безупречных политических лидерах, назвав их всех дешевыми прохиндеями. Его слова тотчас же донесли куда надо.

— Не слишком ли странно он вел себя для профессионала?

— С первого взгляда, да. Но только с первого. Человек долгое время был как сжатая пружина. Не человек, гранит. Без единого изъяна. А тут о нем такое рассказывают, более того, смакуют, да скорее всего то, чего вообще не было. К тому же он, наверное, считал, что его поддержит наше начальство, не даст на съедение партийным моралистам. Но там, наверху что-то не так сработало, его вызвали на ковер и выдали на всю катушку. Тут Анатолий Сергеевич не выдержал и настрочил письмо «самому», где достаточно резко написал обо всем, что его не устраивало, в том числе и о руководстве самого комитета. А параллельно с этим, как стало позже известно, кто-то шепнул кому надо из наших «друзей» о возникших проблемах у одного из сотрудников советских спецслужб. Те нашли какие-то пути для контакта с ним. И буквально за несколько часов до получения нашим посольством строжайшего указания из Москвы незамедлительно отправить «ослушника» домой, они показали копию этого послания Репину, присовокупив, естественно, к тому свое видение проблемы. И Репин сбежал. Но как он это сделал, когда по логике вещей в создавшейся ситуации за ним должны были установить негласный надзор, убей меня, не знаю. Это для меня до сих пор загадка.

— Сбежал к американцам?

— Скорее всего да, хотя вначале с ним работали англичане.

— И что с ним приключилось потом?