Здесь будет кстати отметить, что «Уложение», отменив существовавшие ранее ограничения срока розыска беглых крепостных, усилило и укрепило крепостное право и привилегии дворян и духовных лиц – владельцев крепостных, вызвало рост недовольства крестьян своим положением и заставило беглых бежать дальше и быстрее, при том, что государство располагало средствами их розыска и поимки ничтожно слабыми (при отсутствии фотографии, телефона, паспортов и радио, и почти всеобщей неграмотности именно среди крестьян, неспособных поставить свою подпись для сличения) по сравнению с возможностями беглых бежать куда угодно по всем русским просторам. Тем самым оно, усилив неприязнь простонародья к гражданским и церковным властям и бегство недовольных на окраины русского государства, «в казаки», косвенно и невольно содействовало возникновению и, особенно, распространению будущего старообрядчества. Отмечу также, что «подписал “Уложенную книгу” и архимандрит Новоспасского монастыря Никон» [139, с. 81].
«Соответствовал ли новый кодекс, таким образом составленный, той задаче, которая официально была ему поставлена? Увы, подчиненный, как и все другие труды этого <то есть Алексея Михайловича> царствования, принципу, которым вдохновлялась вся его политика, государственной необходимости и объединяющим и централизирующим тенденциям, этот идеал более высокой справедливости привел во многих отношениях к совершенно противоположному результату: уложение окончательно разрушило все прежние опыты административной или юридической автономии, и как в гражданской, так и в церковной области, создало благоприятную почву для московской «волокиты». <…> Страна несомненно прогрессировала, но в смысле того особенного прогресса, по которому она пошла в век Петра Великаго и Екатерины Великой, и в котором руководящим началом служило всепоглощающее могущество государства и его деспотическая власть. Народные массы повидимому вполне сознавали подобный факт, так как новое законодательство встречено было без всякаго энтузиазма. <…> И бунты участились в разных пунктах русской территории. В Сольвычегодске едва не убили сборщика податей, в Устюге бросили в реку воеводу, Михаила Милославскаго, родственника самаго царя. Всюду грабежи и убийства, следствие и виселицы» [89, с. 70].
Замечательно точное наблюдение: «все труды царствования Алексея Михайловича были подчинены принципу государственной необходимости»; – в том числе (что наиболее важно для темы предлежащей читателю книги) и церковная реформа, и разгром Соловок, и казнь Морозовой. Не принципу верности церковному преданию или моральным принципам, а государственной необходимости. Как ее понимал царь, конечно. Этому же принципу, как известно, были позднее подчинены «труды» имп. Петра I, о которых см. ниже. Царь же Федор Алексеевич имел счастливую способность сочетать заботы о государственной необходимости с принципами гуманности и верности церковному преданию и русским традициям.