Большую часть недели мы придерживались той же тактики, продвигаясь, как мне казалось, по широкой дуге к западу от Матрафала. Но на протяжении всех миль, которые пролегли под копытами наших лошадей, пока мы кружили по лесистым холмам и переходили вброд реки, мы так ни разу и не столкнулись с врагом. Среди наших людей росло недовольство; многим из них уже надоело бродить без всякой, как им казалось, цели по незнакомым землям, рискуя затеряться среди холмов вдали от Вала, к тому же без перспективы грабежа и хорошей пьянки. Ибо, как я знал, мужчина будет идти за тобой до тех пор, пока у него есть выпивка для веселья, мясо для желудка и вера в обещание серебра, которое наполнит его кошелек. Заберите одну из трех составляющих, и он станет беспокойным и непредсказуемым, а беспокойный союзник зачастую может быть опаснее закоренелого врага.
Так оно и оказалось. Хоть Беренгар все еще стремился разжечь недовольство в рядах моей армии, большинство баронов начало уставать от его замечаний и насмешек, за что я им был благодарен в душе. Всякий раз, как мы делали привал, чтобы наполнить свежей водой бурдюки, я слышал его голос. Он больше не пытался высказывать свое беспокойство у меня за спиной, но всякий раз убеждался, что я нахожусь в пределах слышимости, чтобы подразнить меня. Какое-то время после Каэрсвиса он едва ли утруждался произнести слово в моем присутствии, и я уж подумал, что он наконец взялся за ум. Очевидно, что я принимал желаемое за действительное.
— Из того, что я слышал, он был в большой милости и короля и ФитцОсборна, — сказал как-то Уэйс, подъехав ко мне поближе. — Он хорошо проявил себя при Гастингсе. Это он собственными руками убил брата узурпатора Гирта, когда тот сплотил силы англичан после смерти Гарольда.
Насколько я помнил, то была наиболее ожесточенная часть сражения. Это случилось в конце дня, все поле уже было залито кровью, но стена щитов еще держалась. Тысячи их соотечественников пали мертвыми, но Гирт со своими хускерлами[13]
{1} продолжали сражаться, защищая знамя Виверна[14] и своей семьи до последнего. Только после того, как он пал на поле боя, линия обороны была разрушена и начался окончательный разгром. Но то, что это сделал возможным Беренгар — пузатый, щекастый Беренгар — в это мне было трудно поверить.— Ты уверен? — спросил я.
— Все так говорят.
— Ты говорил, что король высоко ценил его. Что же случилось?
— Кажется, он был щедро вознагражден землями и следующие несколько лет безвылазно сидел у себя в имении, становясь все толще и ленивее. Когда его в последний раз призвали на войну, его задница оказалась настолько велика, что лошадь рухнула под его весом. А несколько месяцев спустя он каким-то образом во время учебного боя умудрился убить двух своих юных племянников и после выплаты штрафа лишился большей части земель. Все, что у него осталось на сегодняшний день, это небольшая усадьба вблизи Херефорда, совсем не богатая.
— И все же это не объясняет, почему он так сильно возненавидел меня.
— Это же очевидно, — возразил Уэйс. — Разве ты не видишь? Ты был не ровней ему, пока он не объелся баранины и не убил двоих сыновей своей родной сестры. Он терпеть не может всех, кто сейчас продвигается наверх мимо него. Теперь он считает, что перебив его на совете, ты занял его место. Конечно, он ненавидит тебя.
— За что?
Уэйс пожал плечами.
— Мужчины убивали друг друга и за меньшее.
Он был прав, но эти сведения ничего не говорили мне о том, как я смогу уладить ситуацию и возместить Беренгару воображаемый ущерб. Если бы он мог ограничиться одними неприятными словами, я бы не беспокоился, но он убил двух своих родичей и тон, которым Уэйс излагал обстоятельства этого происшествия, заставлял предположить, что эти смерти не были случайностью. Я так же не мог забыть, что он чуть не убил молодую мать с ребенком. Если даже их жизни ничего не стоили для него, то что же говорить о моей?
На следующий день я послал Эдо и Ителя вперед во главе партии из десяти человек с Херарддуром впридачу исследовать земли вокруг Матрафала и, если им удастся подобраться достаточно близко, установить местонахождение лагеря врага. Они отсутствовали дольше, чем я рассчитывал, и к моменту их возвращения уже несколько часов, как стемнело. Мы разбили палатки внутри древнего городища, и я ходил вокруг лагеря, с тревогой ожидая разведчиков, когда со стороны восточного вала услышал приветственные крики часовых. Я поспешил между палаток, чтобы увидеть, как из темноты поочередно возникают темные фигуры тринадцати всадников и начинают подъем к освещенному кострами входу. В ту ночь небо было плотно затянуто тучами, и я не сразу смог разглядеть их лица.
— Они ушли, — были первые слова Эдо, когда он подъехал ко мне. — И пусть кто-нибудь позаботится о моей лошади.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— Мы хорошо видели и зал со рвом и деревню, но армии там уже не было, — со вздохом ответил он.
Его плечи были устало опущены, он выглядел совсем измученным, но тогда я подумал, что его измотала долгая дорога, так как он пробыл в седле почти сутки.