Расколотый мир

– Папочка, ты самый лучший, – заверила его младшая Рудлог горячо и торопливо и чуть не подавилась рыбой, закашлялась. Святослав подал ей воды. – И ни в чем не виноват!

– Мне нужно было предупредить тебя, что у людей из других стран и сословий другой менталитет, дочка, и то, что мы воспринимаем спокойно, для них может быть оскорбительным. Например, те, кто не видел вспышек фотокамеры, вполне могут испугаться или посчитать это колдовством или нападением. Хотя этот Вей Ши из Йеллоувиня… что-то не припомню там запрета на съемку людей, может, он из секты какой или особенности конкретного рода? Как бы то ни было, дочка, нужно быть осторожнее с чужаками.

– Теперь-то я буду, – грустно пообещала Каролина. – Просто я боюсь, что Ангелина меня больше не отпустит в Тафию. А там куда красивее, правда?

Святослав Федорович рассеянно кивнул.

– Отпустит, не переживай. Просто приставит охрану. И мне будет спокойнее. У тебя сейчас занятия?

– Да, – голос младшей Рудлог был уныл. – А сегодня, между прочим, праздник!

– Праздник отметим вечером. А я пока схожу в Рудлог, куплю тебе новый фотоаппарат, пообщаюсь с Василиной. И навещу Валентину с детьми. Давно у них не были. Со мной нельзя, – предупредил он просьбу дочери.

Каролина тяжело вздохнула и кивнула.

– А может, их к нам пригласить, пап? Погостить?

– Я думал об этом, – улыбнулся Святослав Федорович. – Поговорю с Валей. Ешь, Каролина.

Младшая Рудлог некоторое время послушно и тихо ела, не нарушая этикет болтовней с набитым ртом. Но все же не выдержала:

– Жалко, что мы не можем сейчас все вместе на праздник собраться, правда? – Каролина положила в рот еще кусок рыбы. Прожевала. – Все в разных уголках мира. Это грустно, пап.

– Это жизнь, милая, – тихо сказал Святослав. – Кто-то уезжает далеко, кто-то уходит. Это жизнь.

Глава 12

1 февраля, вечер среды, Север Рудлога, поместье Байдек

Василина

Увы, королеве Василине в этот вечер было не до праздника. Как, собственно, всем оставшимся в живых правителям, за исключением разве что императора Йеллоувиня – гармонизирующая сила его крови была велика, хотя и в его стране начались проблемы. Избежал тревог полностью только Владыка Нории: над его страной еще не успокоилась стихийная послесвадебная буря, и воздух был настолько напоен потоками Жизни, что влияние смерти двух королей не ощущалось.

А вот в других странах после обеда стали поступать тревожные сообщения. Резко ослабел стихийный фон, и Рудлог, несмотря на то что сила Василины росла и недавно был напоен алтарь красной кровью, начало потряхивать по окраинам. Легонько, но этого достаточно было, чтобы испугать людей, помнящих еще осенние жуткие землетрясения. По всему континенту усилились ветра и морозы, и люди Бермонта, только с утра радовавшиеся теплу и солнцу, попрятались по домам. Инляндию накрыло ураганом, который, зацепив краем Маль-Серену, налетел с моря и ушел в Рудлог сильно ослабевший, но все же опасный. В Блакории местами вдруг на глазах изумленных людей полопалась мерзлая земля, открыв вязкие теплые топи, подогреваемые близкими горячими подземными водами, и по всей стране потек туман с явным болотистым запахом. Царица Иппоталия, которая с утра ушла в храм поминать родных – шел шестой день после их смерти, день памяти, – с удивлением и страхом поняла, что море больше не подчиняется ей так, как раньше, и куда больше сил нужно, чтобы обуздать его. И все равно по всему побережью континентов Рика и Манезия разыгрались опасные шторма, остановившие судоходство и выбросившие на берега тысячи тонн изломанного льда – такой силы они были.

Василина к вечеру начала гореть, ей стало жарко, и казалось, что она ощущает каждый толчок земли в разных уголках Рудлога, которые отдавались в голове вязкой волной боли.

Ближе к полудню они с Марианом ушли на Север, в имение Байдек, к детям. Сейчас муж в холле общался с Тандаджи и Стрелковским по телефону, а королева, не в силах выносить поднимающуюся температуру и задыхаясь, оставила мальчишек и Мартинку на верного Симона и няню и вышла из-за стола в заснеженный темный двор. Она прикладывала руки к сугробам – те таяли, со стоном прислонялась лбом к стылой коре яблонь – бедные деревья начинали потрескивать и высыхать. На плечи ее словно опускалась вся тяжесть небесных сфер, и Василина, не понимая, что происходит, металась по двору, пока снег не начал таять в диаметре трех, а после и пяти метров от нее.

Байдек, закончивший разговор, вернулся в столовую, увидел во дворе зарево, тревожный взгляд Симона и, переменившись в лице, бросился туда. И застал момент, когда супруга, подернутая красноватым огненным маревом, застонала, опускаясь на землю с закрытыми глазами и растягиваясь на ней. От королевы во все стороны рванула круговая волна силы, почти ошпарившая Мариана и сотрясшая почву.

В имении зазвенели стекла, зашумели, стряхивая снег, яблони, и все затихло – только краем слуха можно было уловить отдаляющийся гул земли.