Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

Я живу в центре Лондона, в переулке, которого нет на карте. По дороге домой твой ревнивый зрачок, словно лунный кратер, или – как фонарь (с разбитым очком – или без – в зависимости от сезона) гоголь-моголь в тумане, клякса в Торе, следит за мной строго – как бы не приросла ненароком по́ля притяженья чужого. Возвращаясь домой, я проскакиваю подворотней – засранной – зажмурив ноздри. Каблуком пришпорив соседский мусор, распустив поводья. Ты доволен, что из этого затхлого половодья я скорей вылетаю на волю. Что там дальше? Возле подъезда? Дождь? Фонтан? Поражающего радиуса? Выпадает, как и бронхи, в осадок. Декорации дорисуешь сам, в соответствии с климатической зоной. Дальше – ключ – у парадного бьет фонтаном: из кармана, блин, ключ всегда выпадает тоже: этот – от почты, этот – от кладовки в подвале, этот – от гаража, от квартиры любовника, странно – а где ж от дома? Ты доволен тем, что все ключи так у меня друг на друга похожи: разобраться какой из них в который замок вставить – никогда терпения не хватает: Я вхожу, выбив дверь – потому что уже светает. А, нет, подожди – вот старый porter отпер парадное, лыс, пукающ и пархат – сдвинув сальную киппу на ухо отпускает (подозреваю, что в унисон с тобою) вслед удаляющейся вверх по шахте – а значит упущенной – мне тривиальнейшее: «о-май-хааат». Дальше – ванна. Ныряю вот прям в одежде – Ну, знаешь, пока там вся эта возня с раздельными кранами и трубами от Gabrielle: слева – до одури лед – справа – горячий с испариной на колене, вспенив вежды, прячусь от отраженья в хроме. Далее. Пена устало сползает как с агли́цкого гуся вода с моего половецкого стана (ты доволен – ибо ты знаешь, что вся эта здешняя слякоть меня уже поддостала.) Дальше – чай. (Черный. Без молока. Молоко было в ванне.) Волны которого, по здешним традициям, я использую, чтобы напиться, а не посмотреться – просто слизываю смуглые лица с блюдца. Но – ты доволен уже как минимум тем, что героине отраженья опять не спится. Я живу в том районе, квартале, месяце, городе, блюдце, ванне… Короче… Я живу в переулке, в квартале, в названье которого мне слышится имя женщины, которую мы преда́ли. Но даже если бы это имя сейчас заново зарисовать на карту го́рода, ве́ка, и времени года – всех их, до которых, даже если бы ты дотянул, наплевав, что история ревности, как и история карт, брезгует сослагательным «if», Я жила бы сейчас в переулке, в котором ты был бы всё столь же предметно ревнив, как когда ты здесь не был – и когда ты был жив.