Расплата

«Какое же решение у вас созрело к сегодняшнему дню?» — «Да, кажется, никакого, — охладил он меня, опустив голову. — Вся эта игра мне не нравится. Вы говорите, гражданин майор, что я должен в чем-то признаться для пользы обеим сторонам — вашей и своей. А стороны у нас не равные и сильно разные. Вы получите показания, вызовете конвоира и отправите меня обратно в лагерь ишачить, а сами положите показания в портфель, уедете в Хабаровск — и концы в воду». — «А вы хотите, чтобы я без ничего уехал?» — «Не знаю, вам видней». — «Если я вернусь без вашего решения, то в таком случае мы все проиграем: у вас на будущее останется неопределенность, а ваша мать лишится возможности выбрать необходимое место жительства, не будет знать о судьбе сына, о том, что он жив и здоров. Ну а я проиграю, видимо, больше всех, потому что не сумел убедить вас…» — «Гражданин майор, а вы можете от меня передать весточку моей маме?» — «Да, конечно, это возможно». — «Как же вы это сделаете?» — «Это уже наша забота. Но если это так важно для вас, поясню, что сделаем это через наше дипломатическое представительство в Китае». — «Как же я узнаю, что моя весточка дойдет до мамы?» — «Я могу сообщить вам об этом». — «Я согласен». — «Вот что, Кунгурцев. Я навел справку о том, что вы читаете в лагере. Вами прочитаны книги о Дзержинском и о других чекистах. Читая их и беседуя с разными людьми, вы не могли не заметить, что такой метод в работе, как обман, никогда не был присущ чекистским органам. Почему же вы не хотите сейчас поверить в то, что сотрудники госбезопасности пришли к вам с искренними предложениями?» — «Но я, гражданин майор, в лагере наслышался немало и плохого о работниках НКВД». — «Кунгурцев, вы же умный парень и должны понимать, что в лагере хватает неразоружившихся преступников, которых поймали и разоблачили сотрудники госбезопасности. Поэтому ясно, что они не в восторге от чекистов». — «Я это понимаю, в лагере о чекистах действительно хвалебных речей мало услышишь». — «Вот видите, мы кое-что уже одинаково понимаем. Давайте-ка мы вместе разберемся, что конкретно вас смущает и не позволяет принять наши предложения?» — «Не нужно этого делать, ничего меня не смущает. Гражданин майор, можно мне закурить?»

Я дал ему папиросу. Раскурив ее, Кунгурцев стал жадно затягиваться дымом. Так прошло несколько томительных минут. Я молчал, еле сдерживая охватившее меня волнение в предчувствии признания. Потом он вдруг бросил на пол недокуренную папиросу и небрежно растоптал ее, думая, видно, о чем-то другом. Я терпеливо молчал, не сделав ему никакого замечания, чтобы не обострять обстановку и не отвлекать его. И вот тогда Кунгурцев взволнованно заявил: «Так и быть, гражданин майор, записывайте, я все вам расскажу».