Я, сцепив от боли зубы, ломанулась бегом, ворвалась в холл гостиницы, и прямиком к стойке:
- Добрый вечер, двести двенадцатый дайте, пожалуйста!
Девушка была другая – не та, что днём. Она смерила меня внимательным взглядом:
- А фамилия ваша?..
- Кобыркова. Но номер не на меня. На друга.
- Фамилия друга?
А я не знала. Как такое могло быть? Тоже не знала, но уж как есть. Ну Макс и Макс, нафига мне его фамилия, да?
- Я не помню...
- Хорошо, тогда ваш паспорт?
- Нету... с собой.
- Тогда извините, – она вежливо улыбнулась. - Я не могу дать вам ключ.
И хотя смотрела она на меня прямо, без осуждения и издёвки, но я почему-то почувствовала себя проституткой, что пришла на вызов, а её бортанули за ненадобностью.
- А... а позвонить, можно?
- Да, пожалуйста. – И она подала мне аппарат. Надо же, бесплатно!
Макса не было. Его не было и в десять, и в одиннадцать, и в двенадцать. Всё это время я сидела на диванчике возле входа и старалась не шевелиться, чтобы не привлечь к себе внимание администратора. Больше всего я боялась, что она меня выгонит, а там - тот мужик. В мыслях неотступно мелькала девушка, которую выкопали собаки. Привет паранойя. Что-то ты зачастила...
- Девушка, может, вы ещё раз позвоните?
Я вздрогнула и послушно прошла к стойке.
- Вы извините, но если и на этот раз не получится, вам нужно будет уйти. Я не хочу потерять работу, у меня ребёнок маленький, - словно извиняясь, сказала администратор.
- Но у меня есть деньги, я могу заплатить за номер. Хотя бы до утра. Пожалуйста... Никто даже не узнает, что я здесь была.
- Нет, извините, ну нас очень строгий хозяин. Я не могу рисковать. - И опустила взгляд. – Извините.
Глава 10
08.06.1995г. Четверг.
В этот раз повезло. Дозвонилась. Макс приехал ко мне уже через пятнадцать минут, разрулил с номером, проводил на второй этаж. Поболтали обо всяком, и примерно через полчасика, может, чуть больше, он отчалил.
Я лежала на жёсткой узкой кровати и, глядя как по потолку, разрезая темноту, то и дело скользят косые пятна от фар проезжающих за окном машин, тосковала. И это не то чтобы нормально, но ожидаемо. Маятник, мать его.
Меня до спазмов в солнечном сплетении тянуло в белокаменку, которую я уже привыкла называть своим домом. К спокойной обстановке в квартире, к уютным мелочам, которые поселились там с моей подачи. К шифоньеру с вещами – моими вперемешку с Денисовыми, к огромной кровати, с подушками, одна из которых пахнет Денисом... К посудному шкафу с забавной кофейной кружкой, которую я подарила Денису на двадцать третье февраля... К стаканчикам с зубными щётками – моей и его, к балкону с пепельницей на подоконнике, к обувной полке с неизменной баночкой чёрного крема в уголке...
...Какой чёрт дёрнул меня брякнуть что я с ним из-за денег? Что это, бли-и-ин?! Господи, ну как меня угораздило?! Заче-е-ем?!
Хотя, к чему тупые вопросы наедине с собой? Положа руку на сердце – это была попытка ударить исподтишка. Глупая и жестокая. Сама по себе жестокая, в адрес человека, двинутого на теме разницы в возрасте, а уж в ответ на признание... Бля-я-ять... Кобыркова. Сучка ты. Ничем не лучше Боярской. Ничем не лучше Зойки. И сегодня, играясь в красивую жизнь, мотаясь по салонам и бутикам, ты только подтвердила свою ссученность.
А ещё, я не чувствовала слов Дениса. «Я тебя люблю» – а у меня пусто. Умом понимала смысл сказанного, а сердцем не могла зацепиться. Обидно до чертей. Пыталась воскресить в памяти тот момент, уловить интонацию, мимику или, может, жесты... Но ничего, кроме сухих слов.
Не прочувствовала, слишком была занята жаждой причинить ответную боль. Всё случилось очень дебильно, всё не вовремя. Я забузилась, да и он тоже молодец. А теперь... А что теперь? Вот уж действительно – слово не воробей.
Всё внутри замирало при мысли, что рано или поздно Денис вернётся из поездки, и нам придётся поговорить. Я останавливалась на этой болючей мысли и почти физически ощущала, как она давит. За сказанное нужно будет ответить. И я попробую, но... Было страшно, что уже поздно.
А чего страшно-то? Чего поздно? Разве ещё не всё? Нет, не всё. Я подыхала от желания попробовать всё исправить.
Блин, твою мать... Ни ума, ни гордости... Но да. Я бы попробовала. Я бы сделала то, о чём он просил с самого начала – выслушала. А вдруг?.. Только бы он захотел говорить! Теперь. После того, что сказала я. После того, как подтвердила, что я всего лишь одна из сотен таких же, которых можно привязать к себе деньгами, шмотками и красивой жизнью.
Эй, Мила-Милаха, помнишь ли ты, как он рассказывал о том, что все женщины такие? О том, как просто их менять – ведь алгоритм отработан. Было бы желание.