Расплата

И когда он снова нанесет удар? Господи, если Бенцу не изменяла память, то праздники святых бывают ежедневно.

У него на лбу выступил пот. Это означало, что времени мало.

Если ты прав, предупредил его разум. Может, ты проводишь связи, которых не существует.

Черта с два. Он знал, что прав. Этот чокнутый ублюдок использовал религиозные праздники для свершения своих мерзких дел.

Внезапно Бенцу захотелось выпить. И закурить.

Он открыл ящик стола и стал искать пластинку безвкусной никотиновой жвачки. Это была плохая замена; она не давала ему того особого ощущения, как от настоящего «Кэмела», но придется довольствоваться этим. Пока. А о выпивке нечего было и думать.

Схватив куртку, удостоверение и наплечную кобуру он попросил секретаря передать Монтойе, что ему нужно с ним поговорить. Затем вышел на заливаемую дождем улицу и, забравшись в джип, набрал номер напарника. Он решил съездить в одно место, которого ему очень долго удавалось избегать.

Зубы у него были стиснуты, а в голове вертелось больше вопросов, чем ответов. Он мчался по городу, досадуя на то, что иногда приходилось притормаживать. Какая ирония, что место, которого он избегал, было сейчас чертовски важно, и он, торопясь туда, превышал дозволенную скорость. Дворники смахивали потоки дождя с ветрового стекла, и потрескивала полицейская рация, хотя трудно сказать, что бы могло заставить Бенца остановиться.

Последний поворот, и он увидел церковь. Место, куда приходят верующие. Переехав в Новый Орлеан, он был здесь раз пять. Всегда с Кристи. На Рождество, иногда на Пасху. Он никогда не заходил сюда между этими праздниками, а иногда и целый год. Все зависело от того, как он относился к богу перед приближением праздника. Он припарковался на улице и устремил взгляд на высокий шпиль церкви Святого Луки. Он, абсолютно прямой, под дождем, был устремлен вверх, словно вонзаясь в облака.

Какая ирония, что Джеймс в конечном счете оказался здесь.

Каковы были шансы?

Если бы Джеймс не попросил о переводе.

Ну не удивительно ли это? Он не раз задумывался о том, почему его единокровный брат перевелся в Новый Орлеан.

Бенц положил в карман ключи и, не поднимая воротник, бросился к парадному входу. Кто-то давным-давно сказал ему, что бог терпелив. Он очень надеялся, что это правда.

Эта женщина представляла опасность. Серьезную опасность.

Избранник чувствовал ее присутствие и знал, что рано или поздно она приведет к нему полицию, вопрос времени. Он знал ее имя. Оливия Бенчет... считающая себе медиумом. Как и ее бабушка, захолустная жрица вуду. Но, с другой стороны, Избранник знал все о Вирджинии Дюбуа.

Он провел исследование. Это было необходимо, чтобы понимать врагов. Как же еще господствовать над остальными?

Стоя под горячим душем, он презрительно усмехнулся, подумав о полиции. Простаки. Идиоты. Со всем своим изощренным оборудованием, компьютерами и людскими ресурсами они все еще блуждали впотьмах. Он слушал пресс-конференцию, которая должна была предупредить жителей города о маньяке-убийце; слышал что была создана специальная группа и что дальнейшие подробности будут сообщаться по мере появления.

Так он и поверил. Полицейские не осмелятся и словом обмолвиться о том, что они раскопали, из страха, что появится убийца-подражатель или кто-нибудь признается в преступлении, к которому не имеет никакого отношения.

Поэтому они были осторожными.

И глупыми.

Он взял бритву и принялся тщательно бриться. Сначала тонкое лезвие, затем еще одно, и наконец третье, чтобы все было идеально. Лезвия были острыми, безукоризненно заточенными и мягко скользили по коже, удаляя малейшие волоски. Он начал от линии волос, медленно спустился вниз по лицу, затем шея, и грудь, и подмышки, везде, где на теле был хоть намек на волосы. Он был очень осторожен в чувствительной области вокруг мошонки и неспешно побрил ноги, наблюдая, как темная щетина уносится вместе с водой в водовороте пены.

Рядом с душем он установил большое зеркало, и через запотевшие стеклянные двери он видел свое отражение в полный рост – голый и чистый, белая кожа покраснела от горячего душа, не видно ни единого волоска, одни лишь мускулы перекатывались под упругой кожей. Не зря ведь он каждый день занимался с гирями и на тренажерах. Волосы на голове были мокрыми, и он подумывал о том, чтобы избавиться и от них. Он должен полностью сбрить их, поскольку даже единый волосок, оставшийся на месте преступления, выдаст его. Но значительное изменение во внешности вызовет подозрение, так что гордость и тщеславие взяли верх над осторожностью. Пока волосы останутся. Расческой он убрал мокрые пряди с лица и аккуратно уложил их на голове. Когда-нибудь, возможно...