– Спасибо, – говорю я. Я отправил ему полторы тысячи долларов через несколько недель после похорон. Моя игра с Теннисом в офисе кажется сейчас такой же далекой, как и Малая бейсбольная лига, в которой я играл в детстве. – Я получил фотографию, которую сделали дети. У Кейши все в порядке?
– О да. Она получила значительное повышение и очень этим взволнована.
– Хорошо. – Я рад узнать, что мое вмешательство в ее судьбу в результате принесло плоды. – Она это заслужила.
– Что я могу для вас сделать?
– Две вещи. Во-первых, я надеялся, что у вас, возможно, есть отдельная комната, где мне не будут мешать и где я смогу воспользоваться компьютером, подключенным к Интернету.
– Разумеется, – кивает мистер Розье. – И второе?
Я перекладываю чашку с кофе из одной руки в другую и выуживаю из кармана книжку Андрея.
– Эта книга принадлежит одному моему другу. Она написана на русском языке. Вы сможете сказать мне, что это за книга и есть ли у вас ее англоязычная версия?
Он вопросительно поднимает бровь, берет книгу, пролистывает ее и останавливается на фотографии на последней странице обложки.
– Толстой, – сразу же определяет мистер Розье. Он осторожно открывает книгу, его узловатые черные пальцы ласкают страницы. – Для романа – слишком коротко, для рассказа – слишком длинно. Вероятно, одно из философско-религиозных произведений, которые он писал. Пойдемте со мной. Это не займет много времени.
– Где я могу выбросить вот это? – спрашиваю я, поднимая свой кофе повыше.
– Вы можете взять его с собой наверх, если будете осторожны, – улыбается мистер Розье. – Мы стараемся идти навстречу друзьям нашей библиотеки.
Мистер Розье предоставляет мне потрепанное кресло в его кабинете без окон на втором этаже и уходит, чтобы поработать со справочной литературой. Древний ноутбук фирмы «Эппл» на его столе окружен тщательно рассортированной корреспонденцией и периодическими изданиями, на обложке каждого из которых прилеплен желтый стикер. Стены увешаны семейными фотографиями в пластмассовых рамках. Я вижу несколько фото Кейши: на одном она – высокий подросток на пони, на другом – в мантии выпускника, на третьем – под руку со своим женихом. Здесь еще есть фотография мистера Розье в колпаке Санта-Клауса и с младенцем на каждой руке, окаймленная веточками остролиста, символа Рождества. Дженна всегда хранила рождественские семейные фотографии, которые нам присылали. Она также вставляла фотографии с нашего отпуска в поздравительные открытки, после того как мы поженились, но несколько лет назад перестала делать это. Я так и не спросил ее почему.
– У вас чудесная семья, – говорю я мистеру Розье, когда он заходит в комнату, неся под мышкой парочку толстенных книг.
– Четверо детей, одиннадцать внуков и трое правнуков. Господь очень щедр ко мне. Вот. – Он протягивает мне чашку из пенопласта, наполненную кубиками льда, и небольшую пачку бумажных полотенец. – Вам необходимо приложить лед к ушибу на лице. Иначе у вас там будет синяк.
– Что это у вас? – спрашиваю я, помогая ему очистить пространство на столе для двух тяжелых томов.
– Русско-английский словарь и собрание сочинений Толстого. Мне понадобится пара минут, чтобы разобраться в кириллическом алфавите.
– Вам нужна моя помощь?
– Нет, – отказывается мистер Розье. – Я люблю отгадывать загадки. Я веду с детьми кружок по расшифровке кодов. В основном мы просто заменяем буквы цифрами, но нам нравится.
Я заворачиваю кубики льда в бумажное полотенце, а дедушка Кейши сосредоточенно изучает словарь, делая неразборчивым почерком пометки на обрывке бумаги.
– Так я и думал, – заявляет он, отрываясь от своего занятия. – Книга называется «Исповедь». Толстой написал ее – дайте-ка взглянуть… – Он открывает собрание сочинений и водит пальцем по титульной странице, – в тысяча восемьсот восемьдесят втором году.
– Вы ее читали?
– Много лет назад. Вам что-нибудь известно о Толстом?
– Вообще-то нет.
Мистер Розье прикладывает ко рту сложенные вместе ладони и задумывается.
– Толстой родился в русской аристократической семье в 1828 году. Прежде чем стать романистом, он служил в армии, а в юности был известным повесой, но в зрелые годы впал в депрессию. Первая половина «Исповеди» посвящена его борьбе с желанием покончить жизнь самоубийством. Вторая же описывает открытие им личной веры в Бога вне обрядов православной Церкви.
Никогда не знал, что Андрей религиозен. Поднимая книгу, я пролистываю страницы, пока не нахожу подчеркнутое и помеченное звездочкой предложение.
– Можете ли вы сказать мне, что здесь написано?
Мистер Розье одновременно просматривает английский и русский тексты, сравнивая названия глав и считая абзацы. Он снова обращается к своему словарю, а затем поворачивает ко мне русский вариант и отмечает предложение пальцем.
– «Есть ли в моей жизни смысл, который не будет разрушен неминуемой смертью?…»
У меня по спине бегут мурашки: зловещие слова почему-то вызывают в памяти дикие заявления Дэвиса о связи Андрея с террористами.
– И какой ответ предложил Толстой?