Расплата (СИ)

- В общем, постарайся это донести до своих ребят. Никакого непропорционального применения силы к безоружным и никакого беспредела. С Хлопониным всем быть предельно вежливыми и и максимально корректными.

Тут вмешался Анциферов.

- Простите, Владлен Вадимович, а что вы говорили о контртеррористической операции? С какой стати в нашем Южноуральском регионе проходит такая операция и откуда у нас тут террористы? Мы ведь не в Ростовской области, не на Кавказе и даже не в Москве. Здесь Уральская глубинка, так сказать. Так что я не думаю, что кто-то купится на эту дешевую ложь.

Пёстренький улыбнулся.

- Сережа, ты же вроде не из Москвы к нам приехал. Давно уже тут живешь. Как же у тебя поворачивается язык называть регион, который еще Екатерина Вторая посещала, глубинкой? Мы - центр России, запомни это. А что касается того, поверит кто-нибудь или нет, так я думаю, что в семь часов утра у этих ребят не будем времени на размышления. Просто скажите, что какой-то маньяк захватил аэропорт, и мы эвакуируем вас для вашей же безопасности. Все пройдет как по маслу, пацаны, если, конечно, Мухин не сделает глупость, или мы ему до завтра найдем замену, чтобы не позориться перед пиндосами и прочими, кто потом будет тявкать о нарушении прав человека в России.

Анциферов оживился.

- Владлен Вадимович, давайте продолжим. В общем, самолет конвоируется на резервную полосу. Что дальше?

- А что тебе, собственно, непонятно, Анциферов? Дальше самое интересное - захват. Бойцы Мухина врываются в масках в самолет, окруженный со всех сторон, с криками "Оружие на пол!". Потом заходишь ты и вежливо говоришь Хлопонину: "Степан Леонидович, в связи с открытием уголовного дела против компании Медиакон я вынужден сопровождать вас на допрос, так как вы не явились в свое время в Генпрокуратуру по направленной вам повестке".

- Владлен Вадимович, а что, ему действительно направлялись повестки или это просто ход такой? - спросил Мухин.

Пёстренький обрадовался.

- Ну вот, Мухин, и у тебя голова начала работать, это хорошо. Конечно, мы направляли ему повестки, но отреагировать на них он никак не мог, так как уже неделю находится в бизнес поездке по городам России, по своей, так сказать, медиа и нефтехимической вотчине.

Сергей немного просветлел и с робкой надеждой взглянул на Пёстренького.

- Скажите, пожалуйста, Владлен Вадимович, после задержания Хлопонина сразу отвезут в Москву для проведения дальнейших следственных действий?

- А ты что, Анциферов, в Москву рвешься? Нет, не все так просто, как нам с тобой кажется. Ты будешь вести это дело и будешь вести его здесь, на месте, где когда-то Хлопонин и приватизировал по дешевке Уральский нефтехимический комбинат. Ты, как известно, не ангажированный прокурор из Москвы, а неподкупный и знаменитый своей честностью и принципиальностью. Кроме того, пока вся правозащитно-либерастская шушера успеет сюда подъехать, Хлопонин, возможно, начнет давать показания и во всем признается по-хорошему, а если не признается, то у нас длинные руки и много разных методов в запасе.

- Что вы имеете в виду, Владлен Вадимович? Уж не собираетесь ли вы применять к Хлопонину пытки? - спросил Анциферов.

- Ну зачем же так, Сережа? Кроме физического воздействия, бывает еще психологическое, и поверь мне, оно ничуть не менее, а иногда даже значительно более эффективно действует. Здесь ведь не гестапо, чтобы кого-то пытать, тем более что Хлопонин не совершал ничего такого, за что его следовало бы пытать. Хотя я слышал от Попустинова, что в лихие девяностые начальник службы безопасности Медиакона Печорский не гнушался ничем, даже убийствами. Думаю, Печорский действовал не по своей воле, а под влиянием и, возможно, по приказу самого Хлопонина. Так что я не удивлюсь, Сережа, если у нашего интеллигента и попечителя сирот руки окажутся по локоть в крови.

На мгновение Сергей забыл о встрече и как будто вообще перестал понимать, о чём говорят. Лишь одна мысль больно колола его, словно иголка в висок. У Пёстренького есть непосредственный личный интерес в этом деле. Он хочет, чтобы Хлопонин сидел в тюрьме, и чем дольше, тем лучше, быть может, даже пожизненно.

Пёстренький, возможно, заметил, что Анциферов чем-то взволнован, но не придал этому особого значения.

- Что, волнуешься, Сережа? Теперь ты понимаешь, какая честь оказана тебе и какое важное дело для всего государства и для российского народа ты делаешь вместе со всеми нами? Может быть, когда-нибудь твое имя войдет во все учебники новейшей истории как имя человека, положившего конец эпохе гегемонии олигархов, не понимающих важности верховенства закона в России.

- Владлен Вадимович, а почему мое имя? Тогда уж президент войдет в историю как человек, объявивший своей целью искоренение олигархии и диктатуру закона.