Расплата. Цена дружбы

Этого Нина признать не могла. Переосмысление отечественной военной истории стало казаться глумлением над ветеранами, этими святыми людьми, принесшими освобождение всей Европе. Она искренне возненавидела Горбачева (это он все, проклятый, развалил), полагая «Шестьсот секунд» Невзорова[31] рупором Непреложной Правды, Рижских ОМОНовцев Солдатами Свободы, а Сахарова с Ковалевым агентами ЦРУ. В августе 91-го Нина приветствовала ГКЧП и практически полюбила Янаева,[32] уповая на армию и КГБ, которые наконец-то наведут порядок, очистив общество от разной нечисти. Впрочем, Очищения не получилось, и Союз лопнул, словно мыльный пузырь. Нина, не расставшаяся, как многие прочие, с партбилетом члена КПСС, с надеждой оглядывалась на ряды обновленной компартии Украины. Вообще-то они напоминали шеренги живых мертвецов, вставших из могил по воле злого шамана. Но, только не Нине Григорьевне. Если бы мы смогли прочитать и сопоставить мысли и чаяния Нины Капонир и полковника Украинского в то нелегкое время, то удивились бы, обнаружив, что они идентичны и выражаются одной нехитрой фразой: «Просрали Родину, сволочи».

Глава 3

ПРОТАСОВ или НЕВОЗВРАТНЫЙ КРЕДИТ

5 марта, суббота

– Каждый сейчас под себя гребет, без зазрения совести, и одна Нина мозгами тронулась, – предупредила Ольга Протасова. Они переводили дух после многочасового безудержного секса, напоминающего гонки на выживание. Протасов чувствовал себя бомбой, из которой извлекли взрыватель. Около часа дня он вернулся со стрелки, только чудом не ставшей роковой. Слова бандита из «Черной кошки», озвученные в последней серии «Эры милосердия»: «всех нас когда-нибудь укокошат», слабое утешение, когда это действительно так. Валерий вообще-то не помышлял о сексе, но Ольга как раз вышла из душа, обернутая похожим на платок полотенцем. Протасов его, естественно, сорвал, обрушившись на жену, как голодный медведь на соты. Клин, как известно, вышибается клином. Именно по этому пути отправился Валерий, поставив Ольку, как на допросе, к стене.

– Валера, обои! – вскрикивала Ольга, подбрасываемая могучими толчками. – Обои, обои же жалко! – Ее мокрые ладони елозили по стенке, оставляя темные влажные пятна.

– Жалко, блин, у пчелки! – рычал Протасов. Как только он кончил прямо в нее, они переместились на кровать. Валерий завалил Ольку на спину. Она дышала как водолаз, которому наверху перекрыли шланг. Когда они, наконец, угомонились, часы показывали 17:00. Богдасик был на продленке, он обыкновенно возвращался к шести. Вечером в воскресенье им предстоял визит к Нине Григорьевне, отмечавшей пятидесяти четырехлетний юбилей, и Ольга готовилась представить Валерия банкирше. Первый блин, как известно, комом. Олю это правило не устраивало.

– Имей в виду, она женщина идейная. По нынешним временам заболевание похожее на психоз. Так что веди себя соответственно.

– То есть, как? Совсем без башни? – уточнил Валерий. У него чудовищно разболелась спина, напомнив, что ему давно не семнадцать.

– Совсем. – Ольга погладила живот. Протасов с вялым интересом проследил за этим движением. Больше он, по крайней мере сегодня, не мог. – При коммунистах диссидентам симпатизировала, – продолжала Оля, одернув руку, – а партийных шишек критиковала. Я даже думала, она при Горбачеве в депутаты подастся. Как профессор Черняк, например.

– Круто, – сказал Протасов, представивший Олькину свекруху на трибуне Верховного Совета СССР: «Товарищи! В Нигерии ниггерам не хватает бананов! Их пожрала империалистическая военщина! Позор!»

В свое время все уши мне политикой прожужжала. Что надо делать и как. Лавры Нины Андреевой[33] покоя не давали.

– Это та мудачка, которую от оплодотворения через пробирку перло? – прищурился Протасов.

Оля передернула плечами. Едва разговор коснулся политики, Протасову стало скучно. Политическая риторика действовала на него, как реланиум.

– А ну их на хрен, – зевнул здоровяк. В начале 90-х он заправлял скупкой золота под ювелирными магазинами, а вопросы политического обустройства страны его совершенно не трогали. Тогда казалось, будто именно на улице куются капиталы, в то время как депутаты переводят время, без всякого толку молотя языками. Потом выяснилось, что это не так.

– Не ну! – возразила Ольга. – Не ну. Если хочешь от Нины хотя бы гроша ломаного добиться, то заруби себе на носу, Протасов: она вполне сознательно в обновленную коммунистическую партию подалась, когда большинство нормальных людей выкинуло партбилеты на помойку.

Протасов почесал затылок:

– А какого хрена, в натуре, она там забыла?

– Хочет защищать Родину от воров и казнокрадов, – пояснила Ольга.

– От казнокрадов, значит, – приуныл Протасов.

– Поэтому, – резюмировала Ольга, – когда она про твои видео-двойки «Sony» услышит, так тебя сразу в три шеи и выгонит. Испугаться, Валерочка, не успеешь.

– За что, е-мое? – искренне удивился Валерий.

– А за то, что из-за твоего «Sony» проклятого наши «Славутичи» и «Оризоны» ноги протянули.

– Свобода рынка… – возмутился Протасов.