Бородатый пробежал вдоль строя, проверил винтовки.
— Господин, ефрейтор! Стреляли все!
— Забирай их. Они ваши.
Коля развернулся и пошёл со двора, а за спиной раздавались одиночные пистолетные выстрелы. Добивали раненых.
Он шёл и не мог поверить, что именно он сейчас отдал приказ о расстреле людей. Там были дети. Евреи, но какая разница? Это — дети. Опять в душе пустота. А внутренний голос его успокаивает — не ты стрелял, их крови на твоих руках нет, а второй голос ухмылялся и бросал коротко — убийца!
От звучания двух возражающих друг другу голосов, появилась боль, которая постепенно разрасталась и обвивала голову, стягивая словно обручем. Он не разбирал дороги и шёл, не понимая, куда он идёт. Тот солдат, которого он видел только затылок, когда приставлял пистолет, вдруг, развернулся лицом…
Коля споткнулся и упал на колено. Перед ним лицо прадеда! Где-то в глубине сознания он понимал, что это другой человек, но лицо перед глазами не пропадало. Он попытался отодвинуть его рукой, но рядом встал комиссар с дыркой во лбу, а за их спинами еврейские дети, женщины, старики…
Он хотел закричать, но не мог, он хотел убежать, но ноги не слушались, он полез за пистолетом, но рука никак не могла найти кобуру.
— Я не хотел никого убивать! Прадед, я же не знал, что ты тоже с ними…
— А ты с кем? — раздался вопрос.
— Я не знаю, — пробормотал Коля и заплакал, опускаясь на второе колено. — Прадед, скажи, что я должен делать? Я не хочу умирать. Я должен завершить свою миссию. Я хотел, чтобы европейская цивилизация пришла в Россию. Я… я… я…
Глава 17. Переправиться через Щару
Намеченный маршрут изменили спонтанно. Отклонились западнее и под покровом ночи успели пройти оба шоссе. Андрейка и Ержан, сменяя друг друга, следовали, то в самом авангарде, то вместе с отрядом. Ночных происшествий не произошло. Перед выходом на вторую трассу, услышали впереди себя выстрелы. Работал немецкий пулемёт, и слышались разрозненные винтовочные выстрелы. Но на удивление всех, отряд прошёл намеченные километры без проблем. Двигались до утра грунтовой дорогой, пока она не свернула восточнее. Андрейка в этих местах не бывал, но опыт, полученный от отца, крепко помогал мальцу и всему отряду.
Утром, добравшись до болот, уставшие бойцы повалились в мокрую от росы траву. Переход отнял много сил и нервов. Три человека, расположились треугольником вокруг спящего отряда и представляли часовых. Чтобы дать отдохнуть людям, лейтенант вызвался в караул, один из танкистов и Ержан. Тюляпин, который в этот раз при переходе отряда, по распоряжению капитана, находился в седле на одной из лошадок, отправился на разведку.
Ранец он оставил притороченным к седлу, а за спиной теперь у него находился более удобный сидор с запасом продовольствия и патронов. Ещё вчера, вернувшись из разведки, он перетряс содержимое ранца. Подержал на раскрытой ладони немецкую фляжку со спиртом, вздохнул, вынул такую же из ранца Александра и пошёл к медсестре.
Девушка осматривала перед походом раненых и склонилась над полковником, которое последнее время молчал и не приставал к капитану.
— Маша, вот возьми, — Тюляпин протянул две фляжки.
— Что это? — удивилась она. — Вода?
— Спирт, забыл я про него. А у нас раненые. Пригодится.
— Спасибо, Аркадий, — она улыбнулась.
Так она ещё совсем девчонка! Тюляпин оторопел от открытия. Он словно увидел её впервые. Длинные ресницы, смешно двигающийся носик при разговоре и печальные глаза. Он до этого не видел её без косынки на голове, скрывающей глаза и добавляющей возраст. Сейчас волосы лежали на плечах, нечёсаные, не мытые, но улыбка оттеняла все временные недостатки.
— Я сейчас вернусь, — оставил девушку в недоумении Тюляпин и бросился к ранцу.
Кусочек пахучего душистого мыла перекочевал в маленькие исцарапанные ладони.
— Аркадий! Откуда? — в глазах вместо печали на время мелькнула неподдельная радость.
— У немцев отняли. Пользуйся.
— Спасибо! — в порыве радости она чмокнула его в щёчку и зарделась. — Это самый дорогой подарок!
Тюляпин улыбнулся в ответ…
Он вспомнил вчерашний поцелуй и счастливо улыбнулся. Другая жизнь, другие люди. Нет, здесь люди открытые, душевные, а там, в прошлой жизни, они как раз другие.
Тюляпин выбрался на плохо накатанную дорогу, почти заросшую травой, и медленно пошёл по ней. Всматривался, вслушивался, изредка заходил в лес. Болотистые места встречались часто, что говорило о наличии в округе крупного болота.
Тишина, пение птиц, шум трав и запах, который несравним ни с чем. Аромат немного дурманил голову. Казалось, что и войны никакой нет, всё приснилось в ужасном плохом сне. Утренняя свежесть постепенно растворялась под воздействием жарких солнечных лучей.
В воздухе нарастал гул. Тюляпин из-под берёзы вглядывался в низко летящие немецкие бомбардировщики, перекрывшие небо. Их было много, не сосчитать. Война напомнила о себе и сбросила романтическое настроение.