Распущенные знамёна

Согласных воевать оказалось немало, но всё же меньше, чем несогласных. Кравченко обратился к одному из командиров, указывая на согласных: – Уводи, накорми и верни оружие. — Потом весело посмотрел на несогласных. — А вас, ребята, я от дальнейшей службы в строю освобождаю! — Послушав недоумённо-радостный гвалт, крикнул: – Погодите радоваться. Не всё для вас, ребята, так весело. От строя я вас освободил, но не от армии. И будете вы теперь работать в инженерных войсках: копать, строить, наводить переправы. За паёк будете работать, правда, за меньший, чем у тех, кто в окопах. Но так и лопата полегче винтовки!

Строй угрюмо внимал его словам. Потом кто-то крикнул:

— А если работать не будем, расстреляете?

— Зачем? — удивился Кравченко. — На всё есть закон. Расстрел – исключительно за измену. За дезертирство и трусость – каторга. За отказ от работы наказания нет. Можете не работать – сидите, лодырничайте. Только помните: кто не работает, тот не ест. Про паёк тогда тоже забудьте!

«Товарищ» возвращался в Петроград. Подсев к Кравченко Дзержинский с чувством произнёс:

— Спасибо, Иван, никогда этого не забуду!

— Вы, Феликс Эдмундович, лучше про станцию «Узловая» не забывайте, — улыбаясь, произнёс Кравченко – Завяжите себе этот узелок на крепкую память!

Когда Ерандаков закончил, Колчак задумчиво покачал головой:

— Неплохой план, только трудноосуществимый. Кто так хорошо сумеет задурить немцам головы?

— Первый красногвардейский полк морской пехоты, — доложил полковник. — Он сейчас, должно быть, уже высадился на острове Эзель.

Полк морской пехоты, где комиссаром был бывший матрос с «Авроры» Кошкин, действительно высадился в районе Аренсбурга и принялся методично зачищать остров Эзель от анархистского отребья, начав со стратегически важных батарей на мысе Церель. Схема подавления бунта была та же, что и в других местах: оказал вооружённое сопротивление – получи пулю; согласился вернуться к месту службы – флаг тебе в руки. Не хочешь служить? Тогда лопату в руки и вперёд, зарабатывай паёк!

К прибытию «Авроры» весь остров был под контролем морпехов. Большая часть десанта осталась на острове, а остальные были отправлены на другие острова с той же миссией.

Колчак подивился тому, как споро управились морпехи с неуправляемым, казалось, сбродом, отделили зёрна от плевел и вернули в строй половину личного состава. Теперь на островах хватало и войск, и строительных рабочих, это при том, что к началу операции «Контр Страйк» ожидалось прибытие ещё одного полка морской пехоты. Обо всём этом адмирал с удовольствием доложил Брусилову, особо подчеркнув решающую роль в подавлении бунта отрядов Красной Гвардии.

Главнокомандующий был вполне доволен. Благодаря выдержке и изобретательности красногвардейских командиров, бунт удалось подавить, не дав заразе перекинуться на другие части. И, что важно: сделано это при минимальных потерях с обеих сторон.

— Оставайтесь, Николай Николаевич в Ставке, для моего спокойствия, — сказал Брусилов Духонину, а я отправлюсь в столицу, доложу председателю правительства, что армия и флот приведены к повиновению.

Глава одиннадцатая

— У меня нет к вам недоверия, но порой мне бывает так трудно вас понять, Михаил Макарович.

Ленин глядел на меня со своим знаменитым прищуром. Я изобразил нечто среднее между недоумением, сожалением, желанием объясниться, ещё чёрт знает чем.

— Если я вас правильно понял, Владимир Ильич, вы не хотите и мысли допустить о возможности отъезда Романовых за границу?

— Романовы преступники и должны предстать перед народным судом! — отчеканил Ленин.

— Даже при том, что главный обвиняемый уже мёртв? — уточнил я.

Ленин поморщился.

— Какая разница? Смерть царя не снимает обвинений с остальных Романовых.

Я хотел начать следующую фразу словами «как сказать…», но передумал.

— Хорошо, Владимир Ильич, допустим, вы правы. Но ответьте мне тогда, что это будет за суд? Толпа на площади, которая приговорит, а потом разорвёт родственников царя на части? — Ленин насупленно молчал. — Нет? Тогда, может, Якобинский суд с его единственным приговором: смерть? Тоже нет? Значит, цивилизованный суд с прокурорами, адвокатами, присяжными; с толпой журналистов наших и иностранных? А вы не опасаетесь, Владимир Ильич, что такой суд Романовых, как бы это помягче выразиться, не так осудит? А такой исход дела, согласитесь, весьма даже вероятен. Это вам надо? И это нет? Тогда остаётся одно: разослать Романовых по весям России-матушки, где местные товарищи осудят их судом тайным и придушат шарфами, или расстреляют в подвалах, или побросают живыми в шахту – кому что понравится!

— Прекратите ёрничать, Жехорский! — не выдержал Ленин. — По-вашему, лучше отпустить их вот так, без покаяния?

— Для международного престижа новой власти, безусловно, лучше, — кивнул я. — Только почему без покаяния и почему всех?

В полных неприятия Ленинских глазах зажёгся интерес. Ободрённый, я продолжил: