Читаем Распутье полностью

Газеты шумно пишут о преступлении есаула Бочкарева. Меркулов направил его с несколькими пароходами завоевать Сахалин и Камчатку. Начал завоевывать, ограбил магазины и склады «Центросоюза», затем всех частных промышленников. Всю пушнину собрал на пароход. Проплыл мимо Владивостока, зашел в Шанхай, где продал пушнину и пароход и уехал в Индию отдыхать. Жарится под пальмами, а Меркулов шлёт ему проклятия. Первый в ответ благодарит за повышение в чин генерал-майора, второй бесится.

Все чаще раздаются голоса, что Япония нароком начала вторую гражданскую войну на Дальнем Востоке, чтобы еще больше ослабить этот край, сделать Японию до Байкала. Для этого нашли покладистых правителей в лице братьев Меркуловых и иже с ними. Другие отказались, а эти творят такое зло, что и описать трудно. Когда же конец?

Приходил Федор Силов, шибко сокрушался, что Устин попал в такую передрягу. Сами они воюют под Ольгой, как могут. Каппелевцы их жмут, держат в сопках. Андрей Андреевич Силов счас чуть ли не генерал. Взял всё на себя, потому как лучшие партизаны ушли в тайгу, а оттуда пробираются в Сучан, чтобы помочь своим. Тоже подтвердил, что люди стали везде свирепее. Каппелевцы вторично сожгли хутор Силовых. Грабят деревни, вешают подозрительных. А ведь, кажись, пришел мир. Тогда как же приходит мир? Значит, обманулись большевики в добрых намерениях бывших генералов? Да и были ли они? Сказывал о зверствах Тарабанова, что чинил в Сучане. Счас ранен, за него другие то же делают. Была бы дана потачка, убивать найдется кому.

Ну а то, что не взяли меня в армию, то я даже рад. Из меня сейчас вояка плохой, труслив стал, да и прошлое часто приходит в жутких снах. Это значит, что-то с душой неладно. Аминь…»

5

Весна 1922 года. Пришло известие, что разбиты наголову под Волочаевкой белые и японцы. Освобожден красными Хабаровск. Город Владивосток зажат партизанами в тиски. Солоно приходится белым и японцам в Сучане. Устина это как-то не тревожило. Хотя тревога за свое отвержение не покидала его. Но пока никто не трогал, не беспокоил. Давно грозился Кузнецов забежать в деревню и повесить Бережновых, всех, от мала до велика, да всех вверх ногами. Но пока только грозил. Прислал письмо Тарабанов с такой же угрозой, что выжжет всю деревню за смерть комиссара анархистов Коваля. Тоже пока было не страшно, тем более что на такую прогулку нужны были силы, много людей, потому что на тропах сторожили белых партизаны, которые тоже сюда еще не заглядывали, кроме Федора Силова. Деревня оторвана от мира, но деревня знает, чем живет мир. Этим занят Макар Сонин.

Май. Весна затопила сопки зеленью. Волнуется тайга под ветром. Приносит ветер душистый запах черемухи, что густо расцвела по забоке. Текут по небу белоснежные облака, тихие и мирные.

Воскресенье. Собрались мужики и бабы на полянке, лузгают семечки, перебрасываются словами. Устин рассказывает о боях с германцами, о дальних краях. Степан Бережнов спорит с Сониным о наступающей власти антихриста. Доказывает ему, что она кроме голода и разрухи ничего не принесет, что большевики немудры, потому как они сплошь безграмотны. Это давний спор, он уже давно надоел сельчанам.

От поскотины бежали мальчишки, заполошно кричали:

– Белые идут! Белые идут! Конница!

Устин Бережнов пронзительно свистнул. С луга на его свист ответил ржанием Коршун. А белые – вот они. Свалили забор поскотины, в лихом намёте несутся на мужиков и баб. Сомнут под копытами коней, раздавят мирную жизнь деревни.

Журавушка бросился в дом, выскочил с винтовкой. Для него всё равно, что белые, что красные – все враги. То же и для Устина. Устин уже был на коне, пусть без седла.

Метнулся домой и Степан Бережнов. Выскочил оттуда с булкой хлеба и солонкой соли навстречу белым. Опоздал. «Заговорила» винтовка Журавушки, зачастил маузер Устина, белые посыпались с коней. Устин пустил Коршуна в сторону Медведки, Журавушка бросился на Дубовую сопку. Там болото, туда конные не пробьются. Отряд разделился, одни бросились за Устином, другие за Журавушкой. Первые застряли в болоте, вторые попали под пули Устина. Он легко ссаживал одного всадника за другим, когда ссадил пяток, остальные повернули назад. Повернули еще и потому, что кто-то из отряда закричал:

– Стойте, это же Устин Бережнов! Назад, кому жить охота!

– Товарищ командир, это Устин Бережнов, помните, он нас спасал под Яковлевкой от японцев? Это он! Он признал нас за белых.

– Молчать! Для него все враги, как белые, так и красные.

– Но, товарищ Петров, вам же четко сказал Шишканов, что бы ни случилось, – не трогать Бережнова, – вмешался комиссар отряда. – Бережнов – это наша оплошка, нам ее исправлять. А мы… Ну как я послушался вас?

Отряд собрался в деревне. Степан Бережнов подошел к «поручику» и передал ему с поклоном хлеб и соль.

– Милости просим в нашу деревню, чем богаты, тем и угостим. А те, кто стрелял в вас – это бандиты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза