Распутин наш. 1917

– Я не договорил, – невозмутимо продолжил мучитель. – Меня, в отличие от главного героя Достоевского, можно разжалобить, уговорить не доставать топор из широких штанин. Я согласен сохранить вам жизнь и даже какую-то видимость достоинства в обмен на оперативную информацию о контактах на территории России. Меня очень интересуют получатели ваших денег и обещания предоставить таковые, а равно отчеты о расходах на революцию. В частности, на что потрачены сто тысяч долларов, полученные второго января заводчиком Терещенко. С каким результатом? Только не надо говорить, что вы знать не знаете о финансовых операциях петроградского филиала «National City Вank»!

– Но я действительно не знаю их трансакции! – вскричал Томпсон, хлюпая разбитым носом.

– Жаль! – констатировал гость. – Тогда получается, что вы вообще ничего не знаете? Так?

– Так!

– Тогда будем прощаться. Только что созрела историческая необходимость нанести визит вышеупомянутому Терещенко и предложить ему не валять дурака, чтобы не повторить вашу судьбу.

– Какую судьбу? – живо поинтересовался банкир.

– Трагическую, разумеется! Узнав про эпидемию среди коллег на берегах Гудзона, вы так расстроились, что сиганули из окна своего номера, с четвертого этажа гостиницы “Астория”. Представляете заголовки газет с фотографией вашей физиономии, расплющенной о питерскую мостовую?!

Распутин скорчил рожу, демонстрируя гипотетическую посмертную маску. Томпсон тихо ругнулся и вдруг почувствовал, как тело отрывается от пола, и его волокут к оконному проёму.

– Погодите! – заверещал финансист, – я же не сказал “нет”!

– Но вы и “да”не сказали, – меланхолично заметил гость, отдёргивая тяжелые портьеры.

– Черт с вами! – переплюнул через губу директор ФРС. – Я расскажу всё, что знаю.

– ОК, – Распутин подтянул к своим глазам окровавленное лицо ростовщика, – дам вам шанс на жизнь, но предупреждаю – я тоже кое-что знаю и буду сравнивать свои данные с вашей информацией. Попытка меня надуть моментально аннулирует наше дружеское соглашение. Go ahead, Томпсон! И не кряхтите! Пора сеять разумное, доброе и вечное, а не то дерьмо, что из вас постоянно вываливается. Кому предназначались американские деньги? Кто и на что их тратил? Где хранятся отчеты о произведенных расходах? Соображайте быстро, у меня мало времени!

– Уважаемый Александр Гаврилович! – Сталин говорил мягко, совершая плавные движения, но глаза смотрели зло, упрямо, отчего вся его фигура излучала угрозу. – Во всём этом просто необходимо разобраться. Вот, сами посудите, – он небрежно похлопал ладонью по кипе мелко исписанной бумаги. – Ежемесячные взносы членов партии составляют в среднем рубль и пятьдесят копеек, а сама партия насчитывает 25 тысяч человек. То есть в месяц в кассу поступает максимум 38 тысяч рублей. За два месяца нового 1917 года на жалованье работникам ЦК уже официально потрачено 10 тысяч 135 рублей, на орграсходы и канцелярские – 18 тысяч 922 рубля. Заказали типографию для «Правды» за 225 тысяч рублей, для наладки пришлось купить в рассрочку ротационную машину. Только на её установку потратили 15 тысяч. Ещё купили автомобиль за 6850 рублей, уплатили за помещения 3500 рублей. Купили бумаги на 40 тысяч.[52] Что за волшебство, Александр Гаврилович? Я, конечно, понимаю, что большевикам по плечу любые вершины. Но всё же, хотелось получить какие-то внятные пояснения.

Вислые усы Шляпникова дрожали в свете тусклой лампочки, руки лежали на коленях и безжалостно мяли брючную ткань. Взгляд затравленно бегал от глаз вопрошающего на бумаги и обратно.

– Так ведь всё хорошо! – попытался съехать он на притворном бодрячке, – задание ЦК выполнено. Всё подготовлено для улучшения пропаганды и агитации. К апрелю сможем издавать 17 ежедневных газет общим тиражом 320 тысяч экземпляров. В Петрограде и Москве создана Красная гвардия. К лету она будет насчитывать в Питере – 20 тысяч, в Москве – 10 тысяч бойцов.

– Да, я читал, – кивнул Сталин, – красногвардейцы получат 14 рублей в сутки. Только вооружённый пролетариат будет обходится ежемесячно в 12 миллионов 600 тысяч рублей. И это без стоимости оружия. Поэтому, товарищ Шляпников, – вдруг резко, с кавказским акцентом заговорил Сталин, – не заговаривайте мне зубы, они у меня пока не болят. Откуда взялись деньги?

Шляпников перестал портить штаны, застыл и уставился в окно.

– Вам надо задать этот вопрос заграничному ЦК, – бесцветно ответил он и поёжился.

– Зачем же нам беспокоить заграничное ЦК, – усмехнулся Сталин, – если товарищ Шляпников сам недавно вернулся из-за границы? Судя по отчетам, вы были в Америке, 2,5 месяца провели в Нью-Йорке, неоднократно посещали редакцию газеты “Новое время” по адресу Бродвей 120… Правда, в вашем отчете говорится лишь о пятиста долларах, вырученных от продажи книг… Но, возможно, было еще что-то, о чем я не знаю?

– Повторяю, – набычился Шляпников, – вам надо задавать вопросы лично Ленину.