Распутин. Тайна его власти

А Николай II таковым не был. После осуществленного в области индустриального и экономического развития чуда Витте, все еще находившийся в немилости, вынудил царя в связи с беспорядками, возникшими после поражения в войне с японцами, принять конституцию. По стране уже давно прокатилась волна демонстраций, и царь постепенно начал склоняться к фатализму, который с определенной стороны можно было бы истолковать как апатию. Николай с самого начала воспринимал свое положение как обузу, а власть как тяжелое бремя, потому повторял: «Я родился в день поминовения многострадального Иова…» — словно признаваясь, что он смирился с мрачными предчувствиями.

Затем после рождения четырех дочерей, исключительное явление в истории династии, изобилующей сыновьями, наконец на свет появился сын, как вскоре выяснилось, страдающий неизлечимой наследственной болезнью.

«Царь за ночь постарел на десять лет, — вспоминает великий князь Александр Михайлович — „Сандро“, любимый друг и зять Николая. — Он не мог вынести мысли, что врачи приговорили его сына к смерти или к жизни инвалидом.

„Ваше величество должны знать, — как было ему сказано, — что Царевич никогда не сможет выздороветь. У него постоянно будут повторяться приступы гемофилии. Жизненно необходимо соблюдать строгие меры безопасности, предохраняя его от падений, порезов и царапин, поскольку это хотя и безобидно, но может оказаться смертельным для больного гемофилией“.

К Алексею для личной охраны был приставлен коренастый матрос, который должен был заботиться о безопасности мальчика и носить его, если царевичу долгое время приходилось быть на ногах.

Для императорских родителей жизнь потеряла смысл. Мы боялись смеяться в их присутствии. Когда мы навещали их Величества во дворце, то вели себя так, будто находились в доме, где только что кто-то умер. Император попытался найти утешение в своей чудовищной работе, но императрица не была готова смириться с судьбой. Она постоянно говорила о невежестве врачей и откровенно высказывалась о том, что предпочитала шарлатанов. Во всех своих помыслах она обращалась к религии, и ее вера принимала истерический характер…»

Торопился ли Распутин к постели больного Алексея, или спешил на беседу с царской четой, он всегда проходил в их покои через боковой вход. Его визиты не регистрировались согласно протоколу и считалось, что лучше всего, чтобы вообще не были замечены. Для Николая было совершенно необычно принимать у себя человека такого сословия, как Распутин, который — в отличие от монахов, приходивших из монастыря издалека, или священнослужителей, приближенных к царскому двору, — не имел духовного сана да и вообще был простым крестьянином. На протяжении двухсот пятидесяти лет в истории государства Российского Распутин оставался первым мужиком, которого принимали на царском дворе.

Царь с величайшей охотой вырвался бы из оков этикета своего круга. Его простая, далекая от любого «импонирующего поведения» сущность проявляется даже в одежде. Этим он сильно отличается от своих самоуверенных предшественников. Царь не унаследовал от Александра III, Александра II, Николая I или Александра I, умевших подчеркнуть импозантную внешность великолепной одеждой, ни величественного телосложения, ни решительного взгляда.

Среднего роста, с бледным лицом и нежными голубыми глазами, одетый в простую солдатскую форму, Николай II всем своим видом демонстрировал скромность. Носил погоны, соответствующие званию полковника, присвоенному ему еще отцом. По-видимому, Николай, лучшим временем жизни которого были годы, когда он получал военное образование, с большим удовольствием остался бы военным, чем государем. Его положение было для него обузой. Он даже завидовал своим придворным, потому что те могли хотя бы носить цветные носки, в чем Николай однажды признался своему адъютанту. Ведь одна только попытка царя поменять черные носки на носки другого цвета могла превратиться для него в хождение по инстанциям с непреодолимыми протокольными преградами, причем последний чиновник в цепочке занимающихся этой проблемой, вероятнее всего, не согласился бы удовлетворить столь дерзкое требование.

Но если уж вещи, кажущиеся самыми простыми на свете, для человека, занимающего положение государя, были такими сложными, то что говорить о важных неписаных «законах» царского двора, от которых царь сам решил освободить себя, когда дело коснулось Распутина.