Распутин. Три демона последнего святого

Николай II не мог не обрадоваться подобному совету, потому что вникать в суть различных вопросов ему было неинтересно. Куда проще принимать решения, основываясь на симпатиях и антипатиях. Интуиция — дело хорошее, если она опирается на знания и богатый личный опыт. В таком случае к ней порой стоит прислушиваться. У последнего российского самодержца как со знаниями, так и с опытом были определенные проблемы.

Рассказывали, что поначалу Александра Федоровна никак не могла привыкнуть к отрывистой, то и дело перескакивающей с предмета на предмет манере речи Распутина, но постепенно начала видеть в ней признак подлинной, мистической, глубины мыслей старца, в которых рациональное сменялось иррациональным, сокровенным.

Спустя четыре года со дня их знакомства императрица писала старцу: «Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко мне тогда бывает. Тогда я желаю всё одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятьях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть. Куда ты улетел. А мне так тяжело, такая тоска на сердце… Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скоро ли ты будешь опять около меня. Скорее приезжай. Я жду тебя и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки. Во веки любящая тебя Мама».

Это для всех прочих они «государь император» и «государыня императрица». Для старца они «папа» и «мама». Непритязательно, естественно и с большим смыслом. В мыслях своих Николай и Александра видели себя отцом и матерью своих подданных. Только вот подданные подкачали — никак не желали проявлять приличествующую детям покорность и уважение.

Тем ценнее было для императорской четы знакомство со старцем Григорием, олицетворявшим собой, по их мнению, все то лучшее, что хранил русский народ в своей православной душе. «Всякий другой, подходя к царю, встретил бы на своем пути волю царицы, — вспоминал министр внутренних дел Протопопов. — Распутин же имел не только ее поддержку, но послушание… По словам царицы, он выучил ее верить и молиться Богу; ставил на поклоны, внушал ей спокойствие и сон».

Следом за родителями потянулись к Распутину и дети.

«Бесценный друг мой. Часто вспоминаю о тебе, как ты бываешь у нас и ведешь с нами беседу о Боге. Тяжело без тебя: не к кому обратиться с горем, а горя-то, горя сколько… Помолись за меня и благослови. Целую твои руки», — писала четырнадцатилетняя Ольга.

«Дорогой и верный друг мой, — вторила сестре двенадцатилетняя Татьяна. — Когда же ты приедешь сюда. Долго ли ты будешь сидеть в Покровском. Как поживают твои детки. Как Матреша. Мы, когда собираемся у Ани, то вспоминаем всегда всех вас. А как хотелось бы побывать нам в Покровском. Когда же настанет это время. Скорее устрой все; ты все можешь. Тебя так Бог любит. А Бог, по твоим словам, такой добрый, хороший, что непременно исполнит все, что ты задумаешь. Так скорее же навести нас. А то нам без тебя скучно, скучно. И мама болеет без тебя. А нам как тяжело на нее, больную, смотреть. О, если бы ты знал, как нам тяжело переносить мамину болезнь. Да ты знаешь, потому что ты все знаешь. Целую тебя горячо и крепко, мой милый друг. Целую твои святые руки».

Десятилетняя Мария писала нечто похожее: «Милый, дорогой, незабвенный мой друг. Как я соскучилась по тебе. Как скучно без тебя. Не поверишь ли, почти каждую ночь вижу тебя во сне. Утром, как только просыпаюсь, то я беру из-под подушки Евангелие, тобою мне данное, и целую его… Тогда я чувствую, что как будто тебя я целую».

Письма восьмилетней Анастасии ничем не отличались от писем ее сестер. Будто под копирку писалось: «Милый мой друг. Когда мы тебя увидим. Аня вчера мне сказала, что ты скоро приедешь. Вот я буду радоваться. Я люблю, когда ты говоришь нам о Боге. Я люблю слушать о Боге. Мне кажется, что Бог такой добрый, такой добрый. Помолись ему, чтобы он помог маме быть здоровой. Часто вижу тебя во сне. А ты меня во сне видишь? Когда же ты приедешь? Когда ты будешь в детской нашей говорить нам о Боге? Скорее езжай, я стараюсь быть пай, как ты мне говорил. Если будешь всегда около нас, то я всегда буду пай. До свиданья. Целую тебя, а ты благослови меня».

Аня, о которой упоминали девочки, — это Вырубова.

«Она была первой, кто силой всей своей личности выступала за Распутина, — писал о Вырубовой Симанович. — Малейшее желание Распутина было для Вырубовой законом. Она боготворила Распутина, и в большей части своего исключительного положения он обязан ей, его верной посреднице перед царской четой.