«Что могу сказать о своей тишине? Как только отправился из Одессы по Черному морю – тишина на море и душа с морем ликует и спит тишиной, видно блистают маленькие валочки, как златница, и нечего более искать. […]
Без всякого усилия утешает море. Когда утром встанешь, и волны говорят, и плещут, и радуют. И солнце на море блистает, словно тихо, тихо поднимается, и в то время душа человека забывает все человечество и смотрит на блеск солнца, и радость у человека возгорается, и в душе ощущается книга жизни, неописуемая красота! Море пробуждает от сна сует, очень много думается, само по себе, безо всякого усилия. […]
О, какая становится тишина… Нет даже звука птицы, и от раздумья человек начинает ходить по палубе, невольно вспоминает детство и всю суету и сравнивает ту свою тишину с суетным миром и тихо беседует с собой и желает с кем-нибудь отвести душу (скуку), нагнанную на него от его врагов… […]
Виднеются берега и блистают деревца, как не порадоваться? […] смотрим на природу Божию и хвалим Господа за Его Создание и красоту природы, которую не описать человеческим умом и философией».
Возможно, это было и прекрасно, но на море Распутина одолела морская болезнь.
Паломники высадились в Константинополе, чтобы осмотреть Айя-Софию. Распутин был тронут: «Что могу сказать своим маленьким человеческим умом про великий чудный Софийский собор, первый во всем свете? Как облако на горе, так и Софийский собор, первый во всем свете Как облако на горе, так и Софийский храм». Хотя ему было больно видеть святой храм в руках «нечестивых турок», он во всем винил христиан, поскольку за их гордости Господь отобрал храм у них и отдал иноверцам, которые «кощунствовали» над его святыней. И все же Распутин писал: «Обождем, Господь смилуется и вернет ее с похвалой, почувствуем и покаемся».
Из Константинополя паломники отплыли в Эгейское море и пошли вдоль турецкого побережья мимо Метелены, Смирны и Эфеса, островов Хиос и Патмос – в I веке таким путем шел святой Павел. Распутин ощущал свое родство с древней церковью. Он был потрясен верой, силой и страданиями первых христиан: «Боже, сколько апостолы по этим берегам зажгли веры! Без конца сделали любителей Христа, и за это повсюду мученики и по эту и по ту сторону Средиземного моря».
Но после времен апостолов все пришло в упадок: «Греки со своей философией возгордились. Господь прогневался и передал туркам все труды апостолов». Греческие епископы были грамотными и соблюдали обряды, но, по мнению Распутина, им не хватало духовной сущности веры. Епископы сосредоточились на внешнем – им нужны были золотые кресты, а не «худые рясы». И Распутин вынужден был признать, что и России эта проблема не чужда. Он писал: «В храме духа нет, а буквы много – храм пуст». Многие епископы обленились и боятся простых монахов, в которых горит истинная «искра Божия».
Продвигаясь на юг, паломники миновали Родос («Чего там нет в Родосе?»), Бейрут и высадились в древнем порту Яффа. Оттуда они по суше направились в Иерусалим. Эмоциональность момента оказалась почти невыносимой для Распутина. Он разрыдался: