Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Поездом женщины доехали до Перми, где встретились с Распутиным, и дальше он поехал вместе с ними. Он много говорил о мироточащей иконе Казанской Богоматери, которая хранится в его доме. В Екатеринбурге они пересели на другой поезд. В одном купе ехали Распутин, Елена и Седерхольм, в другом – Вырубова, Орлова и Уткина. (В каком купе ехала Вишнякова, нам неизвестно.) Елена, которая, по словам Седерхольм, пребывала в состоянии «религиозного экстаза», была счастлива близостью к Распутину. Анна ее чувств не разделяла. Распутин и Елена поднялись на верхние полки и устроили там «ужасную возню». Седерхольм потребовала, чтобы Елена спустилась, но та отказалась, сказав, что ей и там хорошо. Седерхольм уснула под звуки возни над головой. Ночью она проснулась от испуга – она ощутила на лице прикосновение жесткой бороды. Анна вскочила, закричала и потребовала, чтобы он объяснил, в какой из святых книг он прочел, что подобное поведение допустимо. Распутин ничего не ответил и вернулся на верхнюю полку, оставив Седерхольм в покое на все время поездки. На следующее утро Анна рассказала Уткиной и Вырубовой о произошедшем, но они не отнеслись к ее словам серьезно. Вырубова сказала: «Он пришел к тебе, чтобы общаться с духом. Это Божественный акт».

В Тюмени было решено далее ехать в повозке. Управлять ею должен был Распутин. Дорога была ухабистой и пыльной. Немолодая Орлова всю дорогу жаловалась. Распутин злился: «Зачем только я согласился взять ее с собой!» В Покровское они приехали в два часа утра. Женщины поднялись наверх и легли спать на матрасах, постеленных на пол, при свете лампад возле икон.

Утром Распутин велел Седерхольм идти купаться на реку. Когда она мылась, появилась женщина с ведрами. «Откуда ты, милая?» – спросила она. Седерхольм сказала, что вместе с другими женщинами приехала навестить Распутиных. Женщина посмотрела на нее с сожалением, схватила ведра и ушла. Седерхольм почувствовала, что не все в деревне любят их хозяина.

В тот же день Распутин отправился в баню с Прасковьей и Еленой. Жена мыла его, а Елена сидела в предбаннике на скамье. Тут к женщинам, оставшимся дома, прибежала Вырубова и велела быстро собираться, потому что у Распутина было видение, и он будет проповедовать. Уткина заплакала и сказала, что не хочет идти, Вырубова пыталась ее уговорить, но потом бросила. Слушать Распутина не пошел никто. Когда группа вернулась из бани, они выпили чая наверху, а потом вместе с двумя «братьями во Христе» Распутина отправились в деревенскую церковь. На улице Распутин вручил каждой женщине платок, и Вырубова сфотографировала всех на память. Главная трапеза дня состояла из белых булок с изюмом и вареньем, кедровых орешков и пирога с рыбой. Распутин велел Седерхольм сесть на дальнем конце стола. Она почувствовала, что ее настороженность ему не нравится. Ее поразило поведение Распутина за столом. Он руками разламывал еду на кусочки и облизывал ложку, прежде чем положить ею еды кому-то еще.

Реакция на поведение Распутина за столом у многих была сходной. Он никогда не пользовался салфеткой и столовыми приборами, ел, как крестьянин, всегда руками. Жирные руки он затем облизывал или вытирал о скатерть. Он громко прихлебывал и чавкал, в бороде застревали частицы еды. Один журналист рассказывал, что видел, как Распутин обращался с яблоком и ножом. Он взял нож и срезал с яблока верхушку, затем отложил нож, руками разломал яблоко на куски и раздал всем присутствовавшим. Многие видели в этом поведении осмысленную стратегию. Протоиерей Иоанн Восторгов рассказывал, что когда-то пытался научить Распутина вести за столом прилично, но Распутин понимал, что грубое поведение является важным элементом его привлекательности. Превратившись в джентльмена, он лишится своего колорита. Восторгов утверждал, что Распутин был слишком умен, чтобы не понимать, что сила его заключена в умении быть «первым человеком на деревне, а не вторым в городе»³.

День в Покровском закончился песнопениями – Седерхольм отметила, как Распутин размахивал руками, словно дирижировал. Затем все молились перед чудотворной мироточащей иконой Казанской Богоматери. Распутин начинал молитву, а женщины повторяли слова за ним. Молился он истово, кланялся и крестился – поначалу медленно, а потом все быстрее и быстрее. Седерхольм не увидела ничего, что подтверждало бы хлыстовство Распутина. На следующий день они отправились на лодке на реку Тура (Вырубова страшно боялась перевернуться и утонуть) и выловили много рыбы.

К приезду группы Ольга Лохтина уже находилась в Покровском. Она отправила в Петербург телеграмму с рассказом о том, как они отмечали Троицу – важный русский религиозный праздник, когда крестьяне украшают свои дома и церкви цветами, травами и березовыми ветками: «Сегодня я чувствовала себя превосходно и могла писать и говорить девять часов. Отец Григорий дал мне, Зине, Мери [Вишняковой] и Лене побеги фикуса и веточки в полдень 19 мая, чтобы мы отнесли их в церковь в Покровском». К телеграмме Лохтина приложила список реликвий, сохраненных ею за время пребывания: