Рассекречено внешней разведкой

Произошло это почти так, как пишут в книгах, — легко и быстро. Иван Иванович выступал на небольшом семинаре по проблемам, связанным с ракетами. Его доклад очень понравился и как-то так сложилось, что только его мысли и стали обсуждать. Нет, конечно же, упаси господи, ничего секретного он там не рассказывал, потому что все, что Иван Иванович говорил, было многократно проверено и перепроверено в соответствующем месте; но люди, присутствовавшие на семинаре, в большинстве своем абсолютно ничего в ракетных делах не понимающие, были заворожены жизнеутверждающим тоном Ивана Ивановича, его энергией и верой в ракетную технику, которую предполагалось срочно перепрофилировать на мирный лад. Кроме того, Иван Иванович настолько умело жонглировал некоторыми ранее секретными словами, как то: эллипс поражения, эффективная поверхность рассеивания, несимметричный диметилгидразин и так далее, что два человека восточного вида, в процессе доклада непрерывно обменивавшиеся многозначительными взглядами, во время кофебрейка (так назывался десятиминутный перерыв для посещения туалета) отвели его в сторону и стали наперебой восхищаться его прекрасным английским и сетовать на непонимание ряда технических деталей в этих загадочных для них ракетных штуках.

Ивану Ивановичу стало очень приятно, потому что накануне отлета из Москвы он выучил весь доклад, переведенный знакомым переводчиком, и возможные ответы на каверзные вопросы наизусть. Кроме того, за бутылочкой «Русской» переводчик научил его нескольким, известным только в узком кругу профессионалов выражениям для общения. Поэтому он, спешно допивая обжигающий и крепчайший кофе (перерыв подходил к концу), небрежно бросил «востоковедам»: «I don’t fish for compliments!», что в переводе с английского, как понимал наш герой, означало: «Я не гоняюсь за комплиментами, как за рыбой!»

После этой фразы иностранцы воспрянули духом. Почуяв, видимо, что в сети идет крупнейший за всю историю их национальной разведки зверь, они взяли Ивана Ивановича в плотные тиски и просто вытянули из него согласие посетить на следующий день один ресторанчик в горах на берегу живописного озера.

Нельзя сказать, чтобы Иван Иванович сам не испугался своего решения. Испугался, да еще как! Все-таки он был кровь от крови и плоть от плоти воспитанник еще той эпохи, где и сформировалось мнение об абсолютной ценности Ивана Ивановича для его родной страны и практической невозможности его выезда за рубеж в ближайшие 25 лет. Однако он в свое время хорошо изучил один интересный тезис теории вероятностей, гласивший: «Если вероятность некоторого события равна нулю, то это не значит, что событие не может произойти!» Он и поехал-то сейчас на этот семинар только благодаря перестройке. Но одно дело — выступить с заученным докладом на семинаре, выпить дешевого пивка в небольшом баре, поменять командировочные в банке и побыстрее вернуться в Москву, и совсем другое — пойти с «востоковедами» в ресторан! Однако слаб человек, ох как слаб!

В назначенное время Иван Иванович, надев все самое лучшее, вышел из своего двухзвездочного отеля, который располагался в центре города, на одной из тихих, боковых улочек. По существу, европейского духа он еще и не прочувствовал: в первый день обустраивался в гостинице, на второй был полностью занят семинаром; этот вечер был третий. У подъезда стояло несколько машин, и Иван Иванович стал гадать, какая машина, приедет за ним. Вдруг из шикарного автомобиля совершенно незнакомой ему марки — чего-то среднего между «шевроле» и «кадиллаком» — вышел один из его вчерашних знакомых и, непрестанно улыбаясь, жестом пригласил в машину. Иван Иванович нетвердой походкой приблизился к предусмотрительно открытой дверце, вымученно улыбнулся и утонул в кожаных сиденьях. Машина плавно тронулась…

Вечерело. Улицы заполнялись европейским людом. Тихо работал кондиционер, и было удивительно уютно. Шофер был молод, молчалив и предупредителен. Иностранец то и дело улыбался и благодарил Ивана Ивановича за предоставленную возможность побеседовать. Вдруг, как бы в порыве благодарности, он протянул смущенному ракетчику небольшой пакет; развернув его, Иван Иванович увидел изумительной красоты восточную вазу. Ему объяснили, что это ваза ручной работы: на металлическую основу сотни раз наносится специальный состав, причем каждый раз после высыхания вырезается один и тот же узор. Ивану Ивановичу было очень неудобно, но ваза ему очень понравилась, он сразу представил себе, как поставит ее на полочку возле книжного шкафа. Еще неудобнее было отказаться: сложилось впечатление, что предлагалась она от души, и после дежурных фраз отказа подарок все-таки перекочевал в его пластиковый пакет, причем в сознании Ивана Ивановича непрерывно пульсировала неприятная мысль о собственной жадности, никчемности и появившейся ни с того ни с сего некой обязанности по отношению к новым друзьям. Машина, повернув еще несколько раз, медленно вырулила под огромные деревья, так, во всяком случае, показалось Ивану Ивановичу, и, наконец, остановилась.