Расшифрованная жизнь

85 % будут считаться результатами «первого уровня», доступными всем исследователям в университетах, государственных лабораториях США и некоммерческих исследовательских институтах. Что касается остальных 15 %, результатов так называемого «второго уровня», тщательно проанализированных в HGS или SmithKline, то ученые были обязаны подписать соглашение о необходимости согласовании с HGS права на коммерциализацию продуктов, полученных в результате использования этих данных. При оформлении результатов второго уровня автоматически ставилась дата, что гарантировало их перевод на первый уровень по истечении шести месяцев.

После долгих обсуждений я сдал статью о результатах нашего проекта «Анатомия генов человека» в Nature. Поскольку статья была примерно в двадцать раз длиннее, чем обычные материалы, редакция планировала опубликовать ее в специальном выпуске «Каталог генома», который будет включать первые данные по картированию генома человека, и наши EST займут там ключевую позицию. Эта новость была приятной, но тут руководство SmithKline меня огорчило – они предложили провести недельный «саммит» где-нибудь вдали от посторонних глаз, в незаметном второразрядном отеле, и обсудить проблемы, связанные с публикацией в Nature.

Вместе со Стивом Паркером и несколькими учеными из TIGR я вошел в темный, обшарпанный конференц-зал и опешил, увидев сомкнутые ряды выстроившихся перед нами двадцати пяти сотрудников SmithKline и HGS

и более десятка адвокатов. Через четыре дня напряженных дискуссий я понял, как разваливаются многомиллионные соглашения о разводе из-за споров о том, кому принадлежат, к примеру, серебряные ложки, или почему подписание договора купли-продажи на дом срывается из-за препирательств, кому достанется вешалка для полотенец. Камнем преткновения в 174-страничной рукописи нашего соглашения оказалась Таблица 2 с перечислением использованных для EST органов, тканей и клеточных линий. В разделе «кости» было пять подкатегорий: костный мозг, хондросаркома, кости плода, остеосаркома и остеокласты – клетки, разрушающие кости. Эти остеокласты и стали предметом интенсивных дебатов.

Считается, что остеокласты играют определенную роль в остеопорозе – заболевании, характеризующемся ослабленными, хрупкими костями. Это заболевание поражает примерно 50 % европеоидных и монголоидных женщин старше 65 лет. Мы выделили несколько новых генов протеазы из остеокластов библиотеки кДНК, а руководство SmithKline, при поддержке Хазелтайна и HGS, настаивало на удалении из таблицы так называемого «слова на букву “О”» и замены его ничего не примечательным словом «кости». Не поставив нас в известность, специалисты SmithKline уже давно и тщательно изучали протеазы с целью создания ингибиторов для лечения остеопороза. Четыре дня подряд мы «пережевывали» этот вопрос, а на пятый день ожесточенных дебатов начали орать друг на друга. Я хотел побыстрее опубликовать свою статью и, самое главное, просто не мог больше терпеть этого безумного давления, поэтому сдался и покинул саммит. Уверен, что ни один читатель не заметил слово «кости» в Таблице 2 в «Каталоге генома». Но я его заметил, и мои коллеги тоже. Такой компромисс не стал предметом нашей гордости, зато мы получили добро на публикацию статьи в Nature.

Эти разногласия не были нашей самой большой проблемой. Дело в том, что условия, на которых HGS и SmithKline позволяли ученым использовать наши результаты, тоже оказались под пристальным вниманием. Заголовок в Science гласил: «HGS открывает свои банки данных – не бесплатно», а в Nature – «

HGS претендует на исключительные права на все патенты со своими последовательностями кДНК». Один из директоров SmithKline Джордж Поуст защищал жесткую позицию HGS по отношению к конкурентам, стремящимся получить доступ к результатам TIGR: «Мы вложили более 100 миллионов долларов в исследования Крейга Вентера в TIGR и даже дополнительно потратили 8,5 миллиона, чтобы сделать базу данных доступной академическому сообществу, и поэтому считаем вполне разумным претендовать на доходы от любого практического применения результатов, полученных за наши деньги»{69}.

На некоторое время журналисты переключились от нас на полемику, возникшую по поводу еще одного резонансного открытия гена, точнее, мутаций в гене рака молочной железы. Не так давно стало известно, что в редких случаях рак молочной железы может быть наследственным и вызываться мутантными генами, которые передаются детям от родителей. Оценки частоты этого явления колеблются в диапазоне от 1 до 3 %. В 1990 году, после детального картирования членов семей больных раком молочной железы, Мэри-Клэр Кинг из Калифорнийского университета в Беркли и ее сотрудники определили примерную область локализации гена рака молочной железы на хромосоме 17 и приступили к широкомасштабным поискам его точного местонахождения.