Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта

Шалун был отдан в модный пансион,Где много приобрел прекрасных правил.Сначала пристрастился к книгам он,Но скоро их с презрением оставил.Он увидал, что дружба, как поклон, —Двусмысленная вещь; что добрый малый —Товарищ скучный, тягостный и вялый;Что умный – и забавней и сносней,Чем тысяча услужливых друзей.И потому (считая только явных)Он нажил в месяц сто врагов забавных.И снимок их, как памятник святой,

На двух листах, раскрашенный отлично,Носил всегда он в книжке записной,Обернутой атласом, как прилично,С стальным замком и розовой каймой.Любил он разговоры злобы тайнойРасстроить словом, будто бы случайно;Любил врагов внезапно удивлять,На крик и брань насмешкой отвечать,Иль, притворясь рассеянным невеждой,Ласкать их долго тщетною надеждой.

[Лермонтов. «Сашка», строфы CXVI–CXVII]

* * *

Мишель поступил полупансионером в университетский Благородный пансион[26]

, и мы переехали с Поварской на Малую Молчановку в дом Чернова.

[А. П. Шан-Гирей, стр. 727]

* * *

Когда я спросил у А. 3. Зиновьева, знал ли Лермонтов классические языки, он отвечал мне: «Лермонтов знал порядочно латинский язык, не хуже других, а пансионеры знали классические языки очень порядочно. Происходило это оттого, что у нас изучали не язык, а авторов. Языку можно научиться в полгода настолько, чтобы читать на нем, а хорошо познакомясь с авторами, узнаешь хорошо и язык. Если же все напирать на грамматику, то и будешь изучать ее, а язык-то все же не узнаешь, не зная и не любя авторов».

[Висковатый, стр. 39]

* * *

[Москва. Декабрь 1828 г.]

Милая тетенька! [27]

Зная вашу любовь ко мне, я не могу медлить, чтобы обрадовать вас: экзамен кончился, и вакация началась до 8 января; следственно, она будет продолжаться 3 недели. Испытание наше продолжалось от 13-го до 20-го числа. Я вам посылаю баллы, где вы увидите, что г-н Дубенской поставил 4 русск. и 3 лат.\ но он продолжал мне ставить 3 и 2 до самого экзамена, вдруг как-то сжалился и накануне переправил, что произвело меня вторым учеником.

Папенька сюда приехал, и вот уже 2 картины извлечены из моего portefeuille, слава Богу, что такими любезными мне руками!.. Скоро я начну рисовать с (buste) бюстов… Какое удовольствие!.. К тому ж Александр Степанович[28] мне показывает также, как должно рисовать пейзажи.

Я продолжал подавать сочинения мои Дубенскому [29], а Геркулеса и Прометея взял инспектор, который хочет издавать журнал «Каллиопу» (подражая мне?!), где будут помещаться сочинения воспитанников. Каково вам покажется? Павлов[30] мне подражает, перенимает у… меня!.. – стало быть… стало быть… но выводите заключения, какие вам угодно.

Бабушка была немного нездорова зубами, однако же теперь гораздо лучше, а я – о! je me porte comme a l’ordinaire… – bien![31] Прощайте, милая тетенька, желаю, чтобы вы были внутренно покойны, след, здоровы, ибо: les douleurs du corps proviennent des maux de Fame[32]. Остаюсь ваш покорный племянник.

Я прилагаю вам, милая тетенька, стихи, кои прошу поместить к себе в альбом, а картинку я еще не нарисовал. На вакацию надеюсь исполнить свое обещание.

Вот стихи:

ПОЭТ

Когда Рафаэль вдохновенныйПречистой Девы лик священныйЖивою кистью окончал:Своим искусством восхищенный,Он пред картиною упал!Но скоро сей порыв чудесныйСлабел в груди его младой,

И, утомленный и немой,Он забывал огонь небесный.Таков поэт: чуть мысль блеснет,Как он пером своим прольетВсю душу; звуком громкой лирыЧарует свет, и в тишинеПоёт, забывшись в райском сне,Вас, вас! души его кумиры!И вдруг хладеет жар ланит,Его сердечные волненьяВсе тише, и призрак бежит!Но долго, долго ум хранитПервоначальны впечатленья.