Данные о пациенте
Имя:
Анна Х. Уоллес.Пол:
женский.Возраст: 61.
Раса:
белая.Адрес:
Нью-Гэмпшир, Кин, Оук-Стрит, 213.Занятость:
безработная.Комментарии:
пациентка бредит, демонстрирует признаки психического истощения в тяжкой форме. Кандидат на электросудорожную терапию. Принудительное заключение по воле члена семьи.Пациента привез(ла)
: Элси У. Морган.Подпись:
Элси У. Морган.Дата:
12 марта 1963.Пациента принял(а):
медсестра Дора К. Лоу-ренс.Подпись:
Дора К. Лоуренс.Поднимаю взгляд. На лице Эвана читается боль.
– Мой друг Рассел – интерн в историческом сообществе, и там работает его тетя. Там хранятся все старые документы из государственной психиатрической клиники. Их нет в открытом доступе. Я попросил его посмотреть, есть ли что-то на имя Анны Уоллес.
– Психбольница?
– После того как мы прочли об этом в дневниках, у тебя не возникло мысли, что Анна сама могла находиться в подобном месте?
– И когда ты собирался мне сказать? – гневно спрашиваю я.
– Я получил их только вчера. Рассел принес их на ролевку. Я собирался позвонить тебе сегодня.
Листаю страницы. Заметки о посещениях некоего доктора Дугласа Нидхэма. Почерк у него неразборчивый, но важные слова я вылавливаю: «Иррациональное». «Специфическое». «Невротическое». «Эпизодическая депрессия, прерывающаяся приступами истерии». «Постоянная и устоявшаяся мания преследования».
Есть список длиной в три страницы, где указаны дата и время каждого сеанса шоковой терапии, прописанной Анне. В конце папки лежит отчет о выписке из больницы – сентябрь 1963 года. Через два года после смерти Генри. Она провела в больнице пять с лишним месяцев. «Пациентка исцелена. Приступы депрессии контролируются ингибиторами моноамина оксидазы и успокоительными средствами по надобности. Выпущена под опеку родственников».
– «Выпущена под опеку родственников», – возвращаюсь я к первому листку. – «Пациента привезла Элси У. Морган».
Моя прабабушка. Папа ничего мне об этом не рассказывал, но он тогда был ребенком, возможно, он и сам этого не знает. Или он не хочет, чтобы я об этом знала, – Морганы не ладят с правдой во всех ее проявлениях.
– Отвезти человека на принудительное лечение… – говорю я.
– Можно, если суд признает человека некомпетентным. Это там тоже указано. Потом она оспорила решение суда. Когда ее выписали.
У меня на глазах выступают слезы.
– Ты вообще ей не верил? – спрашиваю я.
– Я хотел поверить не меньше твоего.
– Но поверил ли?
– Джесс, давай думать рационально. Столетняя женщина в Кине, Нью-Гэмпшир, – русская княжна, сохранившая этот секрет до самой смерти и позже?
Я не готова сдаться. Анастасия не сдавалась.
– Мы это уже обсуждали, – говорю я. – У нее были враги. Соня знает, каково это… Что, по-твоему, произошло бы, если бы в СССР услышали, что кто-то из Романовых остался в живых? Анастасия не хотела быть марионеткой в политических играх, не хотела, чтобы ее показывали гостям на вечеринках как бедную пропавшую принцессу. Она хотела контролировать собственную жизнь.
– Собственные иллюзии, – поправляет он меня.
– Тебе не приходило в голову, что она просто устала? Устала притворяться? «Депрессия», «невроз» – да, я бы на ее месте тоже была в депрессии и неврозе! Может, она правильно делала, что никому не говорила! Может, когда она раскрыла кому-то тайну, собственная семья отправила ее в психушку.
Эван проводит ладонью по лицу.
Я резко протягиваю ему папку.
– Моя двоюродная прабабушка была Анастасией Романовой. Пока не будет доказано обратное, я буду в это верить.
Эван глядит на меня в отчаянии.
– Джесс, почему тебе так важно, чтобы твоя прабабушка была Анастасией?
Теперь устала я.
– Эван, я рассталась с парнем, лучшая подруга не хочет со мной говорить, семья разваливается у меня на глазах, и я уже не уверена, кем сама являюсь. Это… – указываю на дневники. – Это все, что у меня есть.
– Это не все, что у тебя есть. – Он бросает взгляд на мой ноутбук, новый телефон на кровати, фото улыбающихся, в одинаковых костюмах, членов семьи на стеллаже. Эван снова проводит ладонью по лицу и заглядывает мне прямо в глаза. – У тебя может быть правда.
Мама тысячу раз пыталась их отремонтировать, но ступеньки нашего дома старые и скрипучие. Они кряхтят под шагами спускающегося Эвана. В коридоре перед спальней слышно, как он закрывает за собой входную дверь.
…Беру трубку после первого же звонка.
– Как ты, дружок?