РАССКАЗЫ

Суставы хрустнули, едва не пробив натянутую кожу. Подвешенный за вывернутые руки старик захрипел. Истощённое тело свела судорога. Палач намотал на скобу конец верёвки, проверил — надёжно ли затянут узел — шагнул к огню. На раскалённых углях алым жаром наливались орудия, способные развязать язык даже немому. Калиф пригубил вино. Поморщился — горячий воздух пах палёным рогом и потом. Солнцеподобный никак не мог привыкнуть к зловонию в пыточной камере, хоть и наведывался сюда нередко. Вид корчащихся узников его успокаивал. Всё становилось на свои места: лишь он, солнцеподобный Азур, может зваться всемогущим. Только он достоин поклонения и восхвалений. А колдуны… Где их хвалёная сила, когда клещи палача рвут пузырящуюся плоть? Нет её. Истошным визгом разлетается по подземелью; сгорает в пламени чадящих факелов; вдребезги разбивается о гранитные стены. Азур подошёл к старику. Стараясь скрыть досаду, заглянул в замутнённые болью зрачки. — Знаешь, о чём молят пленники во время тех пыток, какие предстоят тебе? — Я просто лечил людей… Калиф брезгливо, двумя пальцами, приподнял за подбородок лицо заключённого, глухо произнёс: — Они просят о смерти. Как об избавлении. Ты будешь лишён этой милости. Бессмертие станет твоим проклятием. Старик смотрел сквозь дымный сумрак. Казалось, кроме своих страданий, не видел ничего. Потом в глазах сверкнула искра, окрепла, полыхнула животным ужасом. — Я отдам его тебе, — выдавил пленник. Азур вошёл в темницу. Старик лежал на каменном полу. Похоже, дремал. — Саджиб, — окликнул калиф. — Мне сказали, ты хотел видеть меня. Лежащий дёрнулся, но тут же снова повалился на серые плиты. Прошептал: — Прости, великий. Силы всё ещё не вернулись ко мне. Калиф усмехнулся. — Это величайший из колдунов! Неспособен излечить даже себя! А время идёт. Если в ближайшее новолуние я не получу снадобье, ты будешь предан самой мучительной из казней. — Ты получишь его, — выдохнул Седжиб. Помолчав, добавил: — Если не передумаешь. Именно об этом я хотел говорить с тобой. Азур зло глянул на прикрывшего глаза колдуна. — Считаешь, я не достоин бессмертия? — Что ты, великий! — Старик закашлялся. — Ты единственный достоин! Да и хватит эликсира только на одного. Готовится он несколько столетий. Я настаиваю снадобье на слезах пустынных песков. А пески плачут нечасто. Но… — Что но? — Это не просто микстура, выпив которую становишься бессмертным. Эликсир отпирает замок Вечности. Но войти в неё ты должен сам. — Опять недомолвки? — Азур нахмурился. — Сначала говорил, что никто, кроме тебя, не сможет добыть эликсир… — Он спрятан в мираже, являющемся лишь на мой зов. Чтобы мираж отдал его, я должен прочесть заклятие. Чужой голос морок не услышит. Но обрести бессмертие можно только, выполнив ещё несколько условий. Я не решался сказать о них раньше. — Какие условия? — Первое — мираж не покажется, если вокруг будет толпа. Вечность не терпит суеты. Никто не должен сопровождать нас. — Что-то ещё? — Главное… — Седжиб, вскинул на калифа испытующий взгляд. — Ну? — поторопил тот. — Перед Вечностью нужно предстать налегке, освободиться от привязанностей, богатства и… власти. Только так можно шагнуть в бессмертие. — Требуешь, чтобы я стал нищим, одиноким скитальцем?! — вскипел Азур Старик вздохнул. — Требую не я. Такова цена бессмертия. Переход невозможен, если ты обременён суетным. Калиф стоял посреди сада. В воздухе плыл терпкий медовый аромат. Бессмертный, вечный дух весенних ночей. Азур поднял лицо к небу. Огромная, похожая на серебряное блюдо, луна. Бессмертная. Вечная. Он уйдёт, а сады и луна останутся… До крика не хотелось расставаться с ними. Никогда! Шли долго. Мерные шаги; дремотное однообразие выбеленного солнцем песка; ослепительное небо… Привычный Азуру мир сверкающих дворцов и звенящих фонтанов навсегда растворился в белёсом мареве. Испарился. Как навсегда исчез и солнцеподобный. Но скоро появится другой — нищий, безропотный и… бессмертный. Ради этого, идти стоило. Иногда у горизонта всплывали туманные мороки. Бывший калиф радостно вскрикивал, но Седжиб качал головой: «Не то». Наконец, завидев впереди клубящийся в солнечной дымке силуэт города, старик бросил: — Жди тут. Азур покорно снял котомку. Он ждал. Отдаст ли призрачный город хранимый сотни лет сосуд? Дни шли. Старик не появлялся. Вчера Азур вытряс на язык последние капли воды. Больше всего былой калиф боялся нарушить священнодействие, творимое где-то на грани песков и миражей. Слишком дорого заплатил, чтобы разрушить всё теперь. Но быть убитым жаждой на пороге бессмертия… Он двинулся на поиски. В иссохших пальцах мёртвый старик сжимал пузырёк. Азур выхватил его и, дрожа от нетерпения, опрокинул в рот. Сейчас он не мог разобрать, чего хочет больше — бессмертия или ощутить на губах хоть какую-то влагу. На лицо посыпался песок. С ним выпала туго скрученная записка. Холодеющими руками Азур развернул её. «Я выполнил обещание — подарил тебе вечность. Твоя душа бессмертна. Как и души казнённых тобой». Азур ткнулся в горячий после испепеляющего дня песок. Песок был сухой — ни слезинки.