Рассказы

Мы выжидали, прятались и, когда они подошли достаточно близко, открыли огонь. Враг рассеялся по краям дороги, залег и открыл ответный огонь.

Перестрелка продолжалась долго.

Немцы не отступали. Наш же план был рассчитан на то, что, отступая, они окажутся в засаде, устроенной нашими товарищами.

Мы решили сами перейти в наступление и разбились на две группы. Одна начала двигаться вдоль левого края дороги, другая — где находился Федор — вдоль правого края, по полю, возвышающемуся над дорогой на два-три метра.

Прячась за редкие кусты, мы приблизились к гитлеровцам метров на двадцать, залегли и вновь открыли огонь. Но они оказались хорошо защищены от наших пуль.

Мы не имели гранат, к тому же нас было слишком мало, чтобы атаковать или долго оставаться в таком положении со столь многочисленным врагом.

Пока мои соратники размышляли о дальнейших действиях, я неожиданно вскочил и прыгнул на дорогу, прямо в расположение немцев.

Высоко в правой руке держа автомат и путая итальянские и немецкие слова, я громко закричал: «Вы окружены! Сдавайтесь, не то всем капут!».

Изумленные гитлеровцы начали вставать и поднимать руки вверх, но в те мгновения, когда наши бойцы уже бежали ко мне, шальная пуля достала меня, и я навзничь упал на дорогу.

Фашисты почти все сдались, лишь несколько человек попытались сбежать, но их быстро поймали.

Как только разоружили немцев, помощник комиссара «Карло», тот же Г.Б.Лазанья, сразу же подбежал ко мне, чтобы помочь, думал, что я всего лишь ранен.

Однако пуля попала в шею.

Я был мертв и лежал в сиянии снежного дня.

Да, именно в сиянии снежного дня…

На еще раскрасневшемся от бега моем лице застыла улыбка.

Глаза были закрыты.

Лишь струйка крови стекала на снег и была почти незаметна на красном шейном платке партизана-гарибальдийца, который я носил подобно другим партизанам…

А вот и госпожа Фрида пожаловала!

Фрида, прекрати!

Стоять, Фрида!

Отстань от него!

Кому сказано, отстань!

Не докучай человеку, тем более он наш гость. И наверняка успел позабыть все, что здесь услышал. И ничего не напишет ни обо мне, ни о тебе, ни о Федоре Андриановиче. Так-то вот…

Отвяжись, Фрида!

Кому сказано?!

Ну-ка, в сад!

Быстро в сад!

Фрида!

Верни папье-маше на место!

Быстро!

Этот парень уже побаивается тебя. Где еще увидишь собаку, сотканную из черного света?!

Иди сюда, моя радость, моя красавица, моя шалунья…

Умница моя!

Фрида, ты опять за свое?!

Ну-ка, пошли в сад…

Фрида, я кому сказал?

Ну, всего хорошего, юноша…

И запомни, не стоит печалиться…

Фрида, подожди меня!

Федор Андрианович:

Не слушай его.

На самом деле, все было именно так, как я рассказал.

Ты ведь знаешь, какой он шутник, вот и сейчас пошутил Христофор Николаевич. Да, да, Христофор Николаевич Мосулишвили, свой геройский поступок он приписал мне, а мой себе…

Что — говоришь, и я шутник?

И никогда не воевал вместе с Форе?

Ну да ладно…

А, впрочем, какая тебе разница — оба мы национальные герои Италии, кавалеры золотой медали «За воинскую доблесть».

Более высокой награды в Италии нет, даже генералы обязаны первыми отдавать честь солдатам, которые носят эту медаль.

Хотя Христофор Николаевич говорит, что генералы могут спать спокойно — как правило, солдаты — кавалеры золотой медали — получают ее посмертно. Они легко минуют все двадцать рубежей и живут в таких вот обителях, созданных величественной рукой Всевышнего. И обители эти, как видишь, все светятся… Как сказать, чтоб ты понял?.. Сиянием снежного дня.

Именно так мы приходим сюда.

Да, да, в сиянии снежного дня.

В сиянии снежного дня.

2005 г.

Гурам Мегрелишвили. Писатель

I этап. Как все начиналось

Как и большинство молодых представителей моего поколения, в результате ничегонеделанья, игры в карты, домино и нарды, курения травки и безоглядных пьянок, я впал в глубочайшую депрессию. В моем словарном запасе с возрастающей частотой стали появляться такие фразы, как: — все, я завис… весь кончился… ничего не колышет… я уже летаю… все до фени… и т. д. К тому же из на удивление покладистого мальчика я превратился в конфликтную, злоязычную и безжалостную особу.

Проблемы возникли у меня и во взаимоотношениях с родителями (ненавижу: — пап, дай два лари), я стал на дух не переносить родственников (пошли они… какой от них прок?!), возненавидел соседей (и у этого лоха такая машина?!) и едва не стал полицейским.

Нервы у меня разошлись вовсю. Ни работы, ни перспективы найти работу, ни перспективы появления перспективы найти работу. Короче, единственная мечта, что у меня осталась — поскорей бы состариться и умереть. И тут мне в руки попала американская книга мудрых мыслей. В ней было написано:

II этап. Что было написано в американской книге

мудрых мыслей: «Если не знаешь, что делать — женись!»