Рассказы

Ее рука, теплая и нежная, тихо гладила его затылок, матерински-ласково шершавя волосы.

— Мне сейчас так хорошо, как никогда не было, — сказал Леонид Сергеевич, лежа головой на мягких коленях молодой женщины и глядя широко раскрытыми глазами вверх. — Мое воображение видит сейчас столько прекрасных и тонких вещей…

Но вдруг холодный пот выступил у него на лбу. Он вздрогнул.

У него судорогой свело палец. Он вскочил.

— Что с вами? — спросила тревожно Раиса Петровна.

— Нет, кажется, ничего, — сказал Леонид Сергеевич, успокоившись. И он принял опять прежнее положение.

— Я рада тому, что увидела в вас сейчас тот образ, который оставался во мне в нашу первую встречу, — сказала Раиса Петровна.

— Говорите, говорите, — сказал Леонид Сергеевич, — я так люблю ваш голос… Ведь ничего не случится? Правда? — сказал он, с надеждой всматриваясь в глаза Раисы Петровны.

— А что может случиться? — спросила она его в свою очередь.

— Нет, ничего, все хорошо… Я вспомнил голос своей няни, под который я засыпал в детстве. И ваш голос похож на него… Что может быть лучше этого голоса? Может быть, потому, что с ним связано начало, наше вступление в этот мир, когда мы жили только правдой, когда мы были еще неотделившейся частью этого мира, — говорил Леонид Сергеевич, лежа с закрытыми глазами.

Раиса Петровна чуть наклонилась взад и вперед, точно тихонько укачивала его, как будто ей хотелось, чтобы он уснул на ее коленях. Леонид Сергеевич продолжал говорить, потом вдруг глаза его открылись и с усилием смотрели в потолок, в них мелькнул какой-то страх, как будто он на секунду сознал, что ему нужно вскочить и что-то сделать. Но через минуту отяжелевшие веки опять закрылись.

Голос прекратился. Раиса Петровна с минуту подождала, потом осторожно спустила ногу с дивана, положила его голову на подушку и несколько времени смотрела на него, как смотрит мать на уснувшего ребенка.

Леонид Сергеевич уснул.

Она опять села на диван, тихонько гладила его руку и лицо, ничего не подозревая, ни о чем не догадываясь, так как он был еще теплый.

Тринадцать брёвен

Мужики деревни Свиной Рог имели луга за рекой и всю жизнь мучились во время покоса: все сено приходилось перевозить на двух-трех лодках. И для поездки в город приходилось делать крюк в три версты на мост в соседней деревне.

Прошел слух, что совет идет навстречу: дает материалов и даже денег на постройку.

Мужики не поверили. Но факт подтвердился.

— Не все их ругать, а приходится и похвалить, — говорили мужики.

— Как же не похвалить, чудак человек: ведь если бы, скажем, это большой проезд был, для всей округи, ну тогда государство должно уж позаботиться. А то для одной деревни и то, пожалуйте, мост готов. Вроде подарка. А то ведь измучились.

— Измучаешься, кажное лето по охапке из-за реки сено таскать. Больше его рассоришь, чем перевезешь.

— Нет, ведь это что: мало того, что бесплатно лесу отпустили, а еще плотников оплатить хотят.

— Какие ж плотники, мы сами же и делать будем.

— Вот та-то и штука-то. Выходит, что и мост получим, — с неба свалился, — и еще подработаем на нем.

В ближайшее воскресенье возили доски из леса всей деревней. Вышло как раз поровну: каждому пришлось съездить по одному разу.

Остались незахваченными только тринадцать бревен для свай.

В понедельник сразу же приступили к работе. Одни тесали на берегу бревна, другие строгали доски, чтобы уж мост был, как игрушечка.

— Любо смотреть, — говорил кто-нибудь, проходя мимо.

— Как начальство хорошее, так и работать любо, — отвечали мужики.

— В начальстве все дело.

— А как же. Спокон веку на лодках сено таскали, никто не заботился. А теперь поглядели, видят, что мужичкам неспособно так, нате вам материалу, нате вам денег, — говорили мужики, стуча топорами.

— Кабы начальство везде было хорошее, тут бы делов натворили! — страсть! Ведь вот мост-то через неделю уже готов будет.

— Взялись здорово, — сказал черный мужик в длинной рубахе. — Кирюха, подождал бы сваи-то ставить, — прибавил он, обращаясь к шустрому мужичку, который, сняв только портки и замочив рубаху до пояса, лазил в воде, принимая бревна, которые спихивали к нему с берега.

— Чего ждать-то? — спрашивал Кирюха, поправляя мокрой рукой наехавший на глаза картуз.

— Чего… что ж, у тебя свай-то только ведь до половины реки хватит, пущай остальные тринадцать бревен привезут, тогда и ставь заодно все подряд.

— Ни черта, покамест их привезут, а у меня уж полмоста будет готово.

— Да как же насчет этих тринадцати-то? — спрашивал кто-нибудь. — Надо бы привезти их.

— Вот воскресенье придет, тогда всей деревней и поедем.

— Да что же там всей деревней делать. Там подвод шесть надо, не больше. Шесть человек отрядить, вот и все.

— А что, за них плата какая-нибудь будет?

— Платы никакой, потому что все израсходовали прошлый раз. Да уж кажется и совестно плату спрашивать: и так для себя же возили, и нам же за провоз заплатили. Дальше иттить некуда. Что ж, тринадцать штук не можем бесплатно для себя привезти?

— Это конечно. Что говорить.

— Ну, вот и поезжай, — крикнул Кирюха из воды.