РАССКАЗЫ-2

Господи. Умереть бы. Все тело затекло. Дайте поспать еще! Внутри все вибрирует; какой-то лихорадочный зуд в животе.

Глубоко вдохнуть. Еще. Еще. Покой. Покой. Провал.

Нет, надо вытаскивать себя. Ну, еще минутку. Какие ватные руки…

О, кишечник. Нет, отпустил. Ну, еще пару минут…

Валюсь, валюсь, проваливаюсь… дыхание глубокое, медленное… спать…

Нет, ты — Капитан или кто? Ну! Ну!

Волевое усилие. Сел. Все, уже не лягу, бесполезно. Не думать об усталости, об отдыхе. Двигаться. Шея затекла какой-то вязкой резиной. Осторожно, чтобы не щелкнула, начинаю выворачивать ее из туловища. Зарядка для хвоста… Теперь открыть глаза.

Яркий свет. Щурюсь. Встаю. Ой, спина. Раздвинуть шторы. За бортом солнце. День. Снова кишечник… Ползу в туалет. В душ. Жизнь продолжается.

Доживаю до вечера. Общение с внучкой высасывает последнюю энергию. Доползаю до кровати и умираю до утра.

— Чего ты орешь по телефону?

И правда. Чего я ору. Вон супруга: часами мурлычет в трубку, тихонько, с интонациями…

Подбегает внучка:

— Деда! Деда!

— Ась!

— Деда, а что такое “ась?”

Мы глохнем в полетах. Единственное профессиональное заболевание, которое признается теми, кто там, наверху распределяет нам порции пищевой кости в старости, чтоб с голоду не сдохли, — это глухота. Единицам везет: оформляют пенсию по профзаболеванию, по среднему заработку… до 60 лет. А там — как все.

И связь по телефону я веду громко не только потому, что после полета хуже слышу, а и по привычке вести связь отчетливо. Вы бы послушали в эфире моего чуть косноязычного Филаретыча: Левитан!

Кстати, вот еще одно требование: пришел в авиацию — должен уметь четко и внятно, командным голосом изложить, доложить, приказать; должен уметь сформулировать мысль, должен, в конце концов, уверенно донести через микрофон информацию пассажирам.

— Уважаемые пассажиры! Говорит капитан корабля. Я приветствую Вас на борту самолета Ту-154 авиакомпании «Красноярские авиалинии»… Расчетное время…

Уж если ты, Капитан, общаешься с пассажирами, делай это красиво.

Проводницы говорят мне: «Василич, когда на эшелоне ты говоришь пассажирам, что на борту все в порядке, — веришь, нет — они просто балдеют. У них наконец все разжимается внутри. Интонация такая у тебя, что ли».

Доверяйте мне. Я долго и трудно шел к своим «дубам» на фуражке. Пятнадцать лет, на разных типах самолетов, я повышал свой класс, пока не стал пилотом первого класса; еще пять лет ушло на то, чтобы стать классным пилотом; еще десять — на то, чтобы стать Мастером. Я Вас довезу. Уже два миллиона перевез, и все живы. Чего же Вы боитесь?

Да. Какой уж тут рабочий. С микрофоном. Но и служащий… контора… а это ж — в небе.

Может, это… интеллигенция? А что: каждого специалиста готовят индивидуально, личность. Нянчатся. Учитывают особенности характера, темперамент и прочее… профессия-то явно не массовая. Капитан тяжелого самолета назначается приказом министра персонально.

Да нет. Не тянем мы на интеллигенцию. Интеллигент — у кого душа болит за все. Кто жизнь кладет на алтарь высоких идеалов…

А мы… это… «ложим». Мы изъясняемся пока что именно так. С наших трибун еще льется поток выражений типа: «лОжить» (ударение на «о»); «средствА» (ударение на «а»); «галиматня»; «перетрубация»; «привуалирует»; «желает быть лучшего»; «инциндент»… Не каждый напишет грамотно и мудреное слово «интеллигенция». Нет, не тянем. Душа у нас за все не болит. Судьбы государства — где-то там, внизу; нам до них далеко, как, впрочем, и тому государству до наших судеб. Льготная пенсия — кость, брошенная нам еще при Сталине; на нее не прожить… но и с голоду не помрешь.

Я благодарен авиации, пожалуй, за одно: никогда не стоял в очередях, не считал копейки до получки. На жизнь хватало.

Но сесть на нищенскую пенсию, мне, Капитану, из Службы которого государство высосало миллионы… обидно.

Нет, не тяну я на интеллигента. У меня душа болит за свое, нищенское, ограбленное родиной-мамой будущее.

Пока я летаю — капитализм ли, социализм за бортом — я все-таки востребован. Но когда я сам окажусь за бортом…

Проклятый капитализм как-то так заботится о вышедших в расход летчиках, что пенсия у стариков равна среднему заработку. Не волнуйтесь, из них тоже высосано все — но им и воздается в полную меру. А для тех, кто пролетал больше тридцати лет, иные авиакомпании приплачивают еще 10 процентов.

У нас недавно принят закон о пенсиях летному составу. Хитрый, лукавый закон. Заворочена формула. Учитывается все: и налет, и средний заработок, и вредность… Да только когда приложишь эту формулу к реальному старику-летчику, к конкретному мне, тебе, к нему — оно как-то так оборачивается, по формуле этой, лукавой, что учителя мои, ушедшие по полной выслуге на пенсию несколькими годами раньше, до полной пенсии-то и не дотягивают: по этим хитрым коэффициентам пересчитанный их средний заработок… маловат!

Это когда они при Брежневе зарабатывали по 600–700 рублей, а средний по стране тогда был 250, — вот этот их заработок маловат. «Извините, ребята, раньше надо было позаботиться о среднем, поднапрячься…»