Рассказы

Но пока он его вытаскивал, Петина курточка медленно съехала со скалы, а следом за курточкой и пояс.

Скрученный пояс канул в воду так же быстро и безнадежно, как и башмаки, зато серая суконная курточка, совершенно новая, со светлыми блестящими пуговицами, твердым, еще не успевшим обмяться воротником и шелковой вешалкой с надписью «Бр. Ландесман», раскинув рукава, медленно поплыла вслед за фуражкой, увлекаемая в открытое море «горищим-константинопольским».

Тогда Жорка Колесничук схватил Петю за лодыжки и крикнул:

– Держи куртку!

Петя лег на скалу, свесился над водой и протянул руки к курточке. Она была еще совсем близко. Он даже почти схватил ее за рукав, но рукав как-то неосязаемо – как во сне! – скользнул по растопыренным пальцам мальчика, и волна отодвинула курточку еще немного дальше в море. Петя вытянулся изо всех сил, пытаясь снова схватить погружающийся рукав, но, вследствие закона преломления лучей в воде, обманулся и вместо рукава схватил длинную скользкую плеть морских водорослей.

А курточка, бледно мерцая светлыми пуговицами, причудливо преломлявшимися сквозь толстый слой мутно-зеленой воды, все уплывала и уплывала, теряя очертания, увлекаемая в открытое море беспощадным «горищим-константинопольским». Скоро ее не стало видно. Она набралась воды и затонула вслед за фуражкой.

Только теперь Петя понял весь ужас того, что произошло. Его лицо сморщилось, уши засветились, как красные фонарики, и он заревел самым жалким образом, как приготовишка.

– Ничего, – смущенно утешал его Колесничук, одной рукой крепко держа свои ботинки, а другой придерживая фуражку. – Ничего, Петька, не дрейфь. Если будут спрашивать, скажи, что потерял.

Самое возмутительное было это «если».

– Дурак, – произнес Петя, всхлипывая. – «Если» будут спрашивать! А то нет!

И он зарыдал, кусая губы и с ненавистью смотря широко открытыми глазами в разыгравшееся море, которое бесшабашно играло волнами и обдавало лицо брызгами, такими же солеными, горькими, как и его слезы.

– Скажи, что потерял, – тупо бормотал Колесничук, сам понимая, что говорит чепуху.

– Что потерял? – яростно закричал Петя.

– Ну… фуражку потерял, – сказал Колесничук.

– Фуражку! А пояс?

– Ну… и пояс.

– А ботинки?

– То же самое и ботинки… Скажи – потерял.

– А курточку? Сказать, что и курточку потерял? Да! Осел!

Петя сделал попытку ядовито улыбнуться, но вдруг совершенно ясно представил себе подлинные размеры постигшей его катастрофы – новые ботинки от Яковенко, новую фаружку и пояс от Бр. Гураяник, новую курточку от Бр. Ландесман, не говоря уже о пропущенных уроках, и с беспощадной ясностью понял, что он погиб. Погиб окончательно и бесповоротно.

Жить при таких обстоятельствах было невозможно. Оставалось одно – умереть. И он лег на мокрую скалу лицом к проклятому ветру, дрожа от холода и нетерпеливо ожидая воспаления легких.

С большим трудом Колесничуку удалось уговорить Петю идти домой. Он не обладал даром красноречия и все время повторял одно и то же:

– Ну, Петька, уже идем, а то дома будут беспокоиться.

Наконец он уговорил Петю, и они пошли домой.

Петя шел с красным, опухшим от слез, замурзанным лицом, – босой, без фуражки и без курточки, в нижней сорочке и подтяжках. В этих новых голубых, очень глупых подтяжках было что-то особенно унизительное.

Казалось, нет предела Петиному отчаянию. Но, видно, так уж устроено человеческое сердце, что оно не может вечно пребывать в отчаянии. Оно ищет утешения и находит его. По дороге домой Петя нашел утешение в виде ужа, которого мальчики поймали в небольшом болотце возле бетонной сточной трубы, под обрывом Среднего Фонтана. Собственно, ужа поймал Жорка Колесничук, но Петя выпросил его себе. Он так жалобно его просил, что Колесничук не мог отказать.

Петя с торжеством взял ужа за хвост и в один миг забыл весь ужас своего положения. Его душа ликовала. Принести домой живого ужа! Мальчик предвкушал триумф. Почему-то ему казалось, что настоящий живой уж приведет домашних в такой восторг, что всем остальным никто даже и не поинтересуется.

Конечно, фуражка, ботинки, пояс и курточка – это очень неприятно. Но что же делать! Ловля змей имеет свои отрицательные стороны. Впрочем, чего стоят все эти жалкие вещи в сравнении с ужом!

Несомненно, несомненно, все будут в восторге – и Павлик, и тетя, и папа. В особенности будет в восторге папа. Он часто говорил Пете словами Пушкина, что Петя «ленив и не любопытен». Так нет же! Пусть теперь знает, на что способен его сын.

Петя скромно подойдет к папе, положит ужа на письменный стол и скажет с достоинством, опустив глаза:

– Вот ты, папа, всегда говоришь, что я ленив и не любопытен, что я не интересуюсь естественной историей, а вот же, однако, я поймал ужа. И теперь я его буду воспитывать и изучать. Видишь?

И растроганный отец, совершенно не обращая внимания на отсутствие фуражки, пояса, ботинок и курточки, растроганно обнимет своего любознательного сына-естествоиспытателя.

Однако все вышло совсем не так.