Рассказы

В эту минуту у подъезда остановилась карета и из нее вышла или, скорее, выскочила какая-то женщина. Она прошла под перистиль, озираясь по сторонам как потерянная; на ней было черное домино, а лицо ее закрывала бархатная маска. Наконец она подошла к двери.

«Ваш билет?» — потребовал контролер.

«Билет? — переспросила она. — У меня нет билета».

«Так купите его в кассе».

Женщина в домино вернулась под перистиль и стала судорожно рыться в своих карманах.

«У меня нет с собой денег! — воскликнула она. — А, вот кольцо!.. Дайте мне входной билет в обмен на это кольцо».

«Не могу, — ответила кассирша, — такие сделки у нас не приняты».

И она оттолкнула кольцо с бриллиантом: оно упало на пол и покатилось в мою сторону.

Женщина застыла на месте, забыв о кольце, целиком уйдя в свои мысли.

Я поднял кольцо и вручил его незнакомке.

В разрезе маски я увидел ее глаза, пристально смотревшие на меня; несколько мгновений она пребывала в нерешительности, а затем порывисто схватила меня за руку:

«Вы должны помочь мне войти! Сделайте это хотя бы из жалости».

«Но я как раз собирался уйти, сударыня».

«В таком случае дайте мне шесть франков за это кольцо. Вы окажете мне огромную услугу, за которую я всю жизнь буду благословлять вас».

Я надел ей на палец кольцо, подошел к кассе и взял два билета. Мы вместе вошли в Варьете.

В коридоре я почувствовал, что моя спутница еле держится на ногах. И вдруг она ухватилась за меня обеими руками.

«Вам дурно?» — спросил я.

«Нет, нет, пустяки, — ответила она. — Просто голова закружилась».

И она увлекла меня за собой в зал.

Я снова очутился, теперь уже с дамой, в этом веселом Шарантоне.

Мы трижды обошли зал, с трудом пробираясь сквозь толпу пляшущих масок; моя дама вздрагивала при каждой долетавшей до нее непристойности, а я краснел от того, что меня видят под руку с женщиной, которая не боится выслушивать такие слова; затем мы вернулись ко входу в зал. Незнакомка рухнула в кресло. Я остался стоять рядом, положив руку на его спинку.

«Это зрелище должно вам казаться весьма странным, — сказала она, — но не больше, чем мне, клянусь вам! Я и представления не имела ни о чем подобном (она смотрела на маскарад), поскольку ничего похожего не видела даже во сне. Но поймите, мне написали, что он явится сюда с женщиной. Что же это за женщина, если она бывает в таком месте?»

Я развел руками; она поняла мое недоумение:

«Вы хотите сказать, что я тоже пришла сюда? Но я — другое дело; я ищу его, я его жена. А всех этих людей влечет сюда безрассудство и разврат. Меня же, меня толкнула сюда неистовая ревность! Я отправилась бы за ним куда угодно — на кладбище ночью, на Гревскую площадь в день, когда там казнят. И однако, клянусь вам, до замужества я ни разу не вышла из дому без матери, а после ни разу не была на улице без сопровождения лакея, и вот теперь я здесь, как все эти женщины, прекрасно знающие дорогу сюда. Я здесь под руку с незнакомым мне человеком и краснею под своей маской при мысли о том, что он должен думать обо мне! Я все это понимаю... Но скажите, сударь, вы когда-нибудь ревновали?»

«Да, ревновал, и безумно», — ответил я.

«Значит, вы не осудите меня, вы все поймете. Вам знаком голос, приказывающий вам: “Ступай!” — словно это голос самого безумия. Вы ощущали, как чья-то рука толкает вас на позор, на преступление, словно в дело вмешался злой рок. Вы знаете, что в такую минуту человек способен на все — лишь бы ему удалось отомстить».

Я собирался ответить ей, но тут она вскочила с места, устремив свой взгляд на два домино, которые шли мимо нас.

«Молчите!» — приказала она и потянула меня вслед за ними.

Я был вовлечен в интригу, ровно ничего не понимая в ней; я чувствовал, как напряжены все ее нити, но не видел, куда они могут меня привести; однако эта несчастная женщина казалась такой взволнованной, что она вызывала к себе интерес. Я последовал за ней как послушное дитя, — так неодолимо действует подлинная страсть, и мы поспешили вслед за обеими масками, под которыми явно скрывались мужчина и женщина. Они разговаривали между собой, но так тихо, что их голоса едва долетали до нас.

«Это он, — прошептала моя спутница, — я узнаю его голос! Да, да, и фигура его...»

Мужчина в домино рассмеялся.

«Это его смех, — сказала она. — Это он, сударь, это он! Письмо не солгало. О Боже мой, Боже мой!»

Между тем обе маски шли не останавливаясь и мы по-прежнему сопровождали их; они вышли из зала, и мы тоже покинули его; они вступили на лестницу, которая вела в отдельные кабинеты, и мы поднялись вслед за ними; они остановились у кабинетов под самой крышей: мы казались двумя их тенями. Отворилась зарешеченная дверь небольшого кабинета; они вошли, и дверь тут же захлопнулась.