Рассказы

А это было слишком жестоко. Поясню. По прибытии на Титан, после того как капитан сдаст груз по описи, почти вся команда на четыре дня шла в «увольнение на берег», то есть на территорию станции. Побывать в настоящей колонии, это, пожалуй, была самая важная часть моей миссии. И вот, из четырех дней отпуска, выделенных для «разграбления» города под куполом, я целые сутки должна буду дежурить на корабле, в гордом одиночестве умирать от скуки и тоски. Одним словом, козлина драная, этот старший стюард!

Ну а что поделаешь? Не станешь же спорить со старшим по званию, к тому же, твоим непосредственным начальником. Ничего, успокаивала я себя, и за три дня успею все осмотреть.

Не успела…

Авария произошла как раз в те самые сутки дежурства, когда я была на борту пустого челнока, и маясь от безделья, наблюдала восход Сатурна. Что там произошло на станции, я так и не узнала, о происшествии не было публикаций в открытой печати. В результате какой-то аварии, мощные вентиляторы закачали под купол небольшое количество местной атмосферы. Совсем немного, можно сказать капельку. Состав давно изучен, атмосфера Титана преимущественно состоит из азота, как и воздух на Земле, кстати. Ничего страшного не должно было произойти. Но реакция организмов жителей города под куполом, оказалась просто ужасной. Около ста человек потеряли сознание и оказались в глубокой коме. А самое страшное, что ядовитой атмосферы глотнули все, включая экипаж «Лошади». Только я одна оставалась под надежной защитой внутрикорабельной системы жизнеобеспечения.

Экстренно собрали Совет Колонии, связались с Землей, запросили помощь. Помощь вылетела, но прибыть она могла только через неделю, и еще неделю на обратный путь. А выживут ли больные? Было принято решение о срочной эвакуации всех пострадавших. «Серая лошадь» стала Ковчегом. Вместо руды, в трюм загрузили 97 медицинских капсул. Больше в колонии не было. Пострадавших погрузили в искусственный сон, а тех, кому не хватило места в капсулах, стали размещать в салоне. С нами в полет должны были отправиться несколько медсестер и два врача из колонии, чтобы ухаживать за больными.

Но пока проводились работы по доставке и погрузке пострадавших, потеряли сознание еще человек тридцать или сорок. Капитан приказал демонтировать мебель в салоне первого класса и людей стали складывать прямо на пол. В салоне второго класса, к тому времени, уже совсем не было свободного места. Все личные каюты отдали под размещение больных. К моменту старта, число пострадавших снова возросло, носилки стали размещать прямо в коридоре. «Лошадь» превратилась в полевой госпиталь. Я уже не могла сосчитать число больных, мы превысили все возможные лимиты на количество пассажиров на борту. Когда проектировали глайдер, никто даже не предполагал, что его придется использовать для эвакуации целой колонии.

Но взять на борт всех мы были просто не в состоянии, в колонии проживало без малого четыре сотни человек. Из них уже более половины находились в коме. У нас не было на корабле столько свободного места. И так запихали в корабль больше половины колонии.

Меня наружу не выпустили ни разу. Хотя атмосферу под куполом давно обезвредили, капитан не разрешил рисковать жизнью практикантки. С недюжинным перегрузом мы стартовали.

У меня, как у стюардессы, работы прибавилось втрое. Кроме основной, которую мне никто не отменял, я еще должна была помогать медикам. Врачи и медсестры просто зашивались, бегая от одного больного к другому, ставили капельницы, внутривенно вводили препараты. Результатов не было никаких, к тому же, наш запас лекарств на борту очень быстро таял. Мы не могли помочь всем. Да что там говорить, если честно, мы вообще никому не могли помочь. Мы просто не знали как именно это сделать. Без серьезной клинической лаборатории, без анализов и диагноза, мы могли оказывать только первую помощь, чем и занимались.

Но самое страшное оказалось впереди…

Именно с врачей и медсестер началось… Те, кто работал на износ, стали вырубаться первыми. Падали, теряли сознание и уходили в кому. У нас очень быстро прибавлялось пациентов, и уменьшалось количество обслуживающего персонала.

К исходу вторых суток полета, капитан созвал экстренный совет. К моему удивлению, меня тоже позвали. Я в замешательстве переступила порог рубки и увидела тело на полу. Радиоинженер был в коме. Я пришла в неописуемый ужас. Если эпидемия продолжится, то кто будет управлять кораблем?

— Хотим мы того или нет, — спокойным и уверенным тоном сказал капитан, — но пришло время признать, что в течение суток на борту корабля, в сознании, останется только один человек, — наша стюардесса. Все, кто хотя бы один раз вдохнул атмосферу Титана, поражены неизвестным заболеванием. Поэтому, будем исходить из самого страшного сценария.