Рассказы

Леэна говорила, что Юлиус попал под самосвал сепаского Артура. Что же, он притормозить не мог, видел ведь, что кошка. Конечно, очень было глупо Юлиусу поперек шоссе идти. Ему приходила иногда в голову дурацкая затея отправиться через дорогу в можжевельник, птиц ловить. Это уже только от старости могло быть: у тебя же, у дуралея, один глаз был, какой из тебя ловец! В точности, как с мужчинами, когда они старыми становятся. Гляди-ка, вон оэскому Каарелу шестьдесят стукнуло, внуки уже большие, а он гоняется за лавочницей Мильдой, только держись. И какой от тебя, старого козла, толк молодой женщине, а вот охота показать, что еще мужчина! Ну, Юлиус, тот на свадьбы не ходил, а ведь тоже захотелось домой дичи принести. Есть не ел, а клал на пороге: гляди, мол, я тоже еще чего-то стою! Как вот прошлую пятницу двух мышей разложил на лестнице - хоть наступай на них. Так что же говорить про оэского Каарела, старики, пока живы, всегда ерепенятся, кому охота стать нахлебником. У кого хоть сколько-нибудь побольше зарплата, тот никак не хочет сразу на пенсию выходить. И у Юлиуса эти самые мысли в голове были. Ну разве можно говорить, что у животного нет разума!

Жаль, очень жаль Юлиуса. Правда, Ристе предлагает котенка, да как-то не хочется брать, очень уж к Юлиусу привыкла. Весной надо будет посадить георгины на том месте, где он похоронен. Вроде как в память о нем, такой был хороший кот...

И тетушка Ану закрыла Библию.

1968

НАЙДЕННЫЙ МЛАДЕНЕЦ

Если тебе доведется когда-нибудь попасть в эту бухту, ты наверняка согласишься с тем, что она очень красива. Правда, здесь нет ни отвесного берега, ни песчаного побережья, ни живописных сосен. И все же бухта прекрасна своими берегами, где заросшими тростником, где покрытыми галькой, исполинскими валунами и умиротворяющим покоем, от которого сразу светлеет на душе.

Если тебе доведется попасть в эту бухту, ты наверняка встретишь там человека, которого невольно сравнишь с той каменной громадой, которая лежит у самого причала, наполовину в воде, наполовину на суше. Просто потому, что человек этот удивительно большой и ничего другого для сопоставления перед глазами не окажется, - вот и сравнишь с этим валуном. Это мужчина семи футов роста, - он дородный и сильный, руки и ноги у него как будто вытесаны из бревен, а пальцы такие, что он никогда не мог поймать ими блоху. На могучей шее - мощная голова хорошей формы. Лицо у него румяное от морского ветра, от хорошей крови, весь он так и пышет здоровьем. Невольно представляешь себе, что, если ткнуть иголкой в его щеку, из нее, как из крана, брызнет кровь.

Если этот человек пригласит тебя к себе, - а это он делает охотно, потому что он от природы гостеприимен и незнакомые люди редко оказываются в тех местах, - ты еще больше удивишься. У этого огромного человека очень маленький дом, много меньше обычной деревенской усадьбы. Правда, это и есть маленькая усадьба, но почему же входная дверь такая низкая, что хозяину чуть ли не на четвереньках приходится влезать в свой дом и двигаться в нем не разгибаясь. А когда он входит в третью, самую маленькую каморку, где сейчас живет его дочь, то там в полном смысле слова уже негде упасть яблоку. Однако нужно только посмотреть, как легко и ловко движется этот громадный мужчина по крохотному низкому дому, как все там на своем месте, так сказать, под рукой, и начинаешь понимать, что этому огромному человеку здесь очень удобно и уютно.

Когда я впервые зашел к нему в дом передохнуть я с истинным наслаждением пил отменное холодное пиво, хозяин понял мое удивление и сказал:

- Это очень старый дом. Его строил не я. - И с открытой улыбкой добавил главное: - Отец и мать у меня были маленькие, им здесь места хватало. А я к этому дому привык. И вообще - человек немножко похож на кошку: куда голова прошла, туда и весь пролезет. Человек привыкает к своему жилищу по-кошачьи... Не хочется в другое место уходить и старое гнездо разорять.

Было очевидно, что для него эта речь непривычно длинная, ибо он очень по-деловому завершил разговор на затронутую тему:

- А ты ведь хотел пойти рыбу поудить? Так я соберу снасти.

Мы отправились удить, и нам везло, потому что и это дело он знал, как, наверно, все, за что брался. Выяснилось, что он еще умеет строить дома, складывать печи, а в армии он сапожничал. Но большую часть его немногословного рассказа я пропустил мимо ушей, потому что меня мучила бестактная и глупая мысль: как же это могло случиться, что у маленьких родителей (а он сам сказал, что и отец и мать у него были маленького роста) мог родиться такой исполин. Бывает, привяжется какая-нибудь дурацкая мысль и не дает покоя. Может быть, именно потому, что она дурацкая и совсем несущественная. Так было и со мной на этот раз. Я все думал, удивлялся и качал головой. Не мог же я спросить его самого, да и откуда ему было знать, если даже мудрые доктора наук точно не знают, что и как происходит с этими самыми генами и хромосомами.