Рассказы

   Становой взвизгнул и, размахнувшись изо всей силы, хотел съездить дедушку Илью по скулам, но дедушка быстро пригнулся, замах пристава пролетел мимо, так что он сам перевернулся и невольно очутился к дедушке спиной. Дедушка Илья выпрямился и вдруг толкнул пристава в спину обеими руками. Становой упал ничком наземь, дедушка размахнулся и правою ногой, как он перед этим Мирона, поддал становому в зад. Становой ткнулся лицом в пыль и пропахал по земле носом. Фуражка его в это время свалилась, и он издал неопределенный звук; дедушка Илья, тоже задыхаясь, проговорил:

   -- Вот как с нами нужно обходиться! А то вы зазнались очень! -- и отошел от пристава за телегу.

   Мужики стояли, как пораженные громом. Они не знали, делать ли им что, бежать ли куда. Всех прежде нашелся письмоводитель; он махнул рукой кучеру и испуганным голосом крикнул:

   -- Сюда! бьют! скорей!..

   Кучер, возвращавшийся уже с того конца деревни, услыхав возглас письмоводителя, быстро подкатил к толпе, соскочил с козел, кинул одному мужику вожжи и подскочил к барину. Вдвоем с письмоводителем они взяли его под руки и стали поднимать с земли, приговаривая: "Ваше благородие, ваше благородие!"

   Его благородие нельзя было узнать. Куда девался его грозный и свирепый вид. Он размяк, как мокрая курица, и даже чуть не всхлипывал...

   -- Вот тут как!.. Вот тут как!.. -- выплевывая изо рта землю и проводя рукой по покрытому пылью лицу, бормотал он. -- Руку на меня поднимать!.. Хорошо же!.. Хорошо же!..

   -- Ваше благородие... будь отцом! Мы не виноваты! -- воскликнул дядя Тимофей, разводя руками.

   И каждый готов был упасть перед приставом на колени...

   -- Как не виноваты? Как не виноваты? -- захлебываясь и тряся правою рукой, закричал пристав. -- Я же к ним, чертовы выродки, приехал следствие производить, -- а вы же на меня нападаете? Я же об ваших делах хлопочу!.. Я с вами еще поговорю... Я с вами посчитаюсь!..

   Он уж не находил слов, его всего коробило, и он шатался на ногах. Лицо его было синее, жилы на шее напружились. Поддерживаемый кучером и письмоводителем, он подошел к тарантасу, с трудом взобрался в него и оттуда уже опять обратился к мужикам:

   -- Я сейчас же в город еду, исправнику обо всем донесу. Он сам к вам приедет. Если ты, староста, упустишь этого старого черта, -- то ты головой мне за него отвечаешь! В холодную его запереть! Приставить к нему сторожа и не давать ему, анафеме, ни пить, пи есть.

   -- Слышу, ваше благородие, -- ответил дядя Тимофей.

   -- Так смотри же! -- крикнул еще раз пристав и велел кучеру ехать.

   Лошади подхватили, колокольчик залился, тарантас помчался в другой конец деревни.

   Дедушка Григорий поглядел на всех мужиков, проводя рукой по бороде, и проговорил:

   -- Ну, вот мы, ерошкина мать, и с праздником!..

   Мужики друг перед дружкой набросились на дедушку Илью и так ругали его, как я никогда не слыхивал, чтобы кого так ругали. Дедушку Илью схватил в это время сильный кашель и стал бить его. Многие ругательства поэтому он, на свое счастие, вероятно, не разобрал.

   -- Старый ты черт, сокрушитель ты наш! -- кричал дядя Тимофей, хватая дедушку Илью за плечи и направляя его к магазее. -- Тебя не то что в магазею, а в омут бы пихнуть да осиновым колом припереть, чтобы ты не вылезал оттуда. Что ты только над нашими головами сделал-то!

   -- Дурачье! бараны! -- отругивался дедушка Илья. -- Вам же от этого будет лучше! Вам же от этого будет лучше!

   -- Где оно будет лучше-то, с ума ты, старый дьявол, сошел? И зачем тебя только на сходку-то вынесло?..

XVII

   Когда я сказал бабушке, что случилось на сходке, то она помертвела из лица, всплеснула руками, ахнула и опустилась на лавку.

   -- Неуемная головушка!.. На что он только отважился? Загонят его туда теперь, куда и солнце не светит...

   Она встала с лавки, подошла к переду и опять села. Я никак не ожидал, что это известие произведет на нее такое действие. Точно ее пришибли самое; она опустилась и, глубоко вздыхая и охая, долго просидела так.

   Перед вечером к нам пришла бабушка Татьяна.

   -- Прасковья, слышала, что наш деверек-то наделал? -- изменившимся голосом спросила она.

   -- Ох, не говори! -- глухо молвила бабушка и махнула рукой.

   -- Григорий-то земли под собой не видит. И зачем его только шут принес к нам?!

   -- Что же Григорию-то, нешто он очень приболел?

   -- Да он не из-за него, а о себе тужит. Теперь, говорит, всей деревне побудет, таскать станут, а то еще расселят.

   -- Куда расселят?

   -- Развезут по разным местам -- вот и все тут. Скажут: вы бунтовщики, против начальства идете; надо будет грех унять.

   Бабушка изменилась в лице еще больше и не могла уже ни одного слова сказать.

   -- Мужики теперь гужуются, ходят, себя не помнят. Приедет исправник, будем, говорят, просить, чтобы своим судом с ним расправиться.

   -- О господи!.. -- простонала бабушка. -- И что это его проняло? Словно молоденький!..

   Долго сидели они, перекидываясь словами о том, что случилось; наконец бабушка Татьяна ушла. Бабушка вдруг встала и проговорила:

   -- Надо сходить к нему.

   -- К кому?

   -- К дедушке Илье.

   -- Бабушка, и я пойду.

   -- Что тебе там делать-то?

   -- Мне одному дома страшно.