Рассказы

- Сказка, пригодная разве для детей! - воскликнул Джованни, торопливо поднимаясь со своего места. - Я удивляюсь, как ваша милость находит время читать подобную чепуху.

- Однако что это? - сказал профессор, с беспокойством озираясь вокруг. Какими странными духами пропитан воздух вашей комнаты! Не запах ли это ваших перчаток? Он слабый, но восхитительный, и в то же время в нем есть что-то неприятное. Случись мне продолжительное время вдыхать этот аромат, я, кажется, заболел бы... Он напоминает запах какого-то цветка, но я не вижу цветов в вашей комнате.

- Их здесь нет, - ответил Джованни, лицо которого, в то время как говорил профессор, покрылось мертвенной бледностью, - как нет и запаха, который лишь почудился вашей милости. Обоняние - одно из тех чувств, которые зависят одинаково как от нашей физической, так и духовной сущности, и часто мы заблуждаемся, принимая мысли о запахе или воспоминание о нем за самый запах.

- Все это так, - промолвил Бальони, - но мой трезвый ум вряд ли способен сыграть со мной такую шутку. И уж если бы мне почудился запах, то это был бы запах одного из зловонных аптекарских зелий, которые приготовлял я сегодня своими руками. Наш почтенный доктор Рапачини, как говорят, сообщает своим лекарствам аромат более тонкий, чем благовония Аравии. Без сомнения, прекрасная и ученая синьора Беатриче также готова была бы лечить своих пациентов лекарствами, благоухающими, как ее дыхание. Но горе тому, кто прикоснется к ним.

Пока он говорил, на лице Джованни отражались противоречивые чувства, боровшиеся в его душе. Тон, которым профессор говорил о чистой и прекрасной дочери Рапачини, был истинной пыткой для его души, но намек Бальони на скрытые стороны ее характера внезапно пробудил в нем тысячи неясных подозрений, которые вновь отчетливо встали перед его глазами, оскалясь подобно дьяволам. Но он приложил все старания, чтобы подавить их и ответить Бальони так, как подобает преданному своей даме влюбленному:

- Синьор профессор, вы были другом моего отца и, быть может, хотите быть другом и его сыну. И мне бы хотелось сохранить к вам чувство любви и уважения. Но, как вы уже заметили, существует предмет, которого мы не должны касаться. Вы не знаете синьору Беатриче и потому не можете понять, какое зло - нет, святотатство! - совершают те, кто легкомысленно или оскорбительно отзывается о ней.

- Джованни! Мой бедный Джованни! - промолвил профессор голосом, полным сочувствия. - Я знаю эту несчастную девушку лучше, чем вы. Вы должны выслушать правду об этом отравителе Рапачини и его ядовитой дочери - да, столь же ядовитой, сколь и прекрасной. Слушайте же, и даже если вы станете оскорблять мои седины, это не заставит меня замолчать. Старинная история об индийской женщине стала действительностью благодаря глубоким и смертоносным познаниям Рапачини.

Джованни застонал и закрыл лицо руками.

- Отец Беатриче, - продолжал Бальони, - попрал естественные чувства любви к своему ребенку и, как это ни чудовищно, пожертвовал дочерью ради своей безумной страсти к науке. Надо отдать ему справедливость - он настоящий ученый и настолько предан науке, что способен был бы и сердце свое поместить в реторту. Какая же участь ожидает вас? Нет сомнения - он избрал вас объектом своего нового опыта, результатом которого, быть может, будет смерть или нечто еще более страшное. Ради того, что он называет интересами науки, Рапачини не останавливается ни перед чем!

- Это сон... - простонал Джованни. - Только сон!

- Не падайте духом, сын моего друга! Еще не поздно спасти вас. Быть может, нам даже удастся вернуть несчастную девушку к естественной жизни, которой ее лишило безумие отца. Взгляните на этот серебряный флакон! Это работа прославленного Бенвенуто Челлини - он достоин быть даром возлюбленного самой прекрасной женщине Италии. Его содержимое бесценно. Одна капля этой жидкости была способна обезвредить самые быстродействующие и стойкие яды Борджа. Не сомневайтесь же в ее действии на яды Рапачини. Отдайте этот флакон с бесценной жидкостью Беатриче и с надеждой ждите результатов.

С этими словами Бальони положил на стол маленький флакончик удивительной работы и удалился, уверенный, что его слова произведут желаемое действие на ум молодого человека.

"Мы расстроим планы Рапачини, - думал он, спускаясь по лестнице и усмехаясь про себя. - Но будем беспристрастны! Рапачини - удивительный человек... поистине удивительный! Хоть и неизменный эмпирик и потому не может быть терпим теми, кто чтит добрые старые правила искусства медицины".