Рассказы

Неподдельное душевное волнение, беспрестанно прорывавшееся сквозь отвлеченные рассуждения, помогло членам семейства понять чувства молодого человека, хотя они и были бесконечно далеки от их собственных. Он живо примечал все смешное и сам смутился от того, что проявил такой пыл.

- Вы смеетесь надо мной, - сказал он, взяв за руку старшую дочку, и сам при этом рассмеялся. - Вы считаете мое честолюбие таким же глупым, как если бы я хотел замерзнуть на вершине горы Вашингтона только ради того, чтобы меня увидели люди из окрестных деревень. А в самом деле, это было бы превосходным пьедесталом для памятника человеку!

- Лучше сидеть здесь, у этого огня, - отвечала девушка, покраснев, - и быть спокойным и довольным, хотя никто и не думает о тебе.

- Мне кажется, - сказал ее отец после некоторого раздумья, - в том, что говорит молодой человек, есть нечто вполне естественное, и если бы мой ум был повернут в эту сторону, я бы чувствовал то же самое. Странно, жена, но его рассказ заставил меня размышлять о том, чему наверняка никогда не суждено сбыться.

- Может быть, и сбудется, - заметила жена. - Не думает ли мой муж о том, что он будет делать, когда останется вдовцом?

- Нет, нет! - воскликнул он, отвергая ее мысль с мягким упреком. - Когда я думаю о твоей смерти, Эстер, это значит, что я думаю и о своей тоже. Нет, мне бы хотелось иметь хорошенькую ферму в Бартлете, Бетлехеме, или Литлтоне, или любом другом местечке в районе Белых гор, но не таком, где бы эти горы могли обрушиться нам на головы. Я бы хотел дружить со своими соседями и называться сквайром, и чтобы меня послали на срок или два в Генеральное собрание, ибо простой, честный человек может там принести столько же пользы, сколько и законник. А когда я превращусь в совсем дряхлого старика, а ты - в старуху, я хотел бы - только чтобы не разлучаться надолго, - я хотел бы счастливо умереть на своей постели и оставить вас всех плачущими обо мне. Графитная могильная плита меня устроила бы так же, как и мраморная, лишь бы на ней были высечены мое имя и возраст, строфа из гимна и какая-нибудь надпись, чтобы люди знали, что я был честным человеком при жизни и умер христианином.

- Вот видите! - воскликнул незнакомец. - Всем нам свойственно мечтать о памятнике, будь он графитный или мраморный, или колонна из гранита, или, наконец, славная память в сердцах людей.

- Мы сегодня настроились на странный лад, - сказала жена со слезами на глазах. - Говорят, это не к добру, когда люди начинают такое выдумывать. Вы только послушайте детей!

Все прислушались. Младших детей уложили спать в другой комнате, но дверь туда была оставлена открытой, так что было слышно, как они оживленно разговаривают между собой. Казалось, что все они заразились от кружка, сидевшего у огня, и теперь старались превзойти друг друга, высказывая самые диковинные желания и строя ребяческие планы на то время, когда станут взрослыми мужчинами и женщинами. Наконец маленький мальчик, вместо того чтобы обратиться к братьям и сестрам, окликнул мать.

- Я тебе скажу, мама, чего я хочу! - крикнул он. - Я хочу, чтобы ты, и папа, и бабушка, и все мы, и незнакомец тоже, сейчас же отправились попить воды из Флума!

Нельзя было удержаться от смеха, услышав это предложение ребенка покинуть теплую постель и потащить их всех от яркого огня к водоему Флум - ручью, пробивавшемуся по склону бездны в глубине перевала.

Не успел мальчик кончить, как на дороге загрохотала повозка и остановилась на минуту перед дверью. Казалось, в повозке сидели двое или трое мужчин, веселивших свои души нестройным пением. В то время как обрывки их песни отдавались эхом между скал, сами певцы колебались, продолжать ли им свое путешествие или остановиться здесь на ночь.

- Отец, - сказала девушка, - они зовут тебя по имени.

Однако добрый человек сомневался в том, что они и вправду его звали, и не хотел показаться слишком корыстолюбивым, приглашая к себе постояльцев. Поэтому он не спешил к двери, и вскоре раздался звук бича и путешественники исчезли на перевале, все еще распевая и смеясь, хотя их веселое пение звучало печально, доносясь из сердца гор.

- Ну вот, мама! - снова закричал мальчик. - Они бы нас довезли до Флума.

Они снова рассмеялись упрямой выдумке ребенка о ночной прогулке. Но в этот момент легкое облачко грусти затуманило душу старшей дочери; она печально посмотрела на пламя и вздохнула с тоской. Этот вздох вырвался у нее, несмотря на попытку подавить его. Затем, вздрогнув и Покраснев, она быстро оглядела лица сидевших, как будто они заглянули ей в сердце. Незнакомец спросил ее, о чем она думает.

- Ни о чем, - отвечала она, опустив глаза с улыбкой, - мне просто стало как-то тоскливо.

- О, я всегда обладал даром читать в людских сердцах, - сказал он полусерьезно. - Хотите, я открою ваш секрет? Ибо мне известно, что это значит, когда молодая девушка дрожит от холода у теплого очага и жалуется на одиночество, сидя рядом с матерью. Должен ли я назвать это чувство по имени?