Рассказы

Впереди, на городской площади, рядом со старым железным обелиском лежала перевернутая машина. Капот ее был смят, ветровое стекло выдавлено и разбито, из кабины свешивалось тело.

— Я видел ее с башни, — хмуро заметил Мюррей.

— Давайте не будем подходить ближе.

— Но мы должны, как же ты не понимаешь? Ночь почти кончилась.

По всей улице гасли пурпурные колдовские огни. На востоке все ярче разгорался рассвет.

— Кто-то из нас? — прошептал Кен.

Они потеснее сгрудились, ежась на холодной заре.

— Но кто?

Они переглянулись. Лорна заметила, что Кен как-то затуманивается, становится полупрозрачным; утренняя звезда просвечивала сквозь его грудь. Заметив пристальный взгляд Лорны, он сгорбился и яростно выговорил:

— Я реален… это я, я реален! — И он ударил себя в грудь кулаком, но не издал ни звука.

— Все вы мне снитесь, — неуверенно проговорила Лорна. — Я точно знаю. Это наверняка я… Это моя машина, я пыталась скрыться, пересекла пустыню и разбилась здесь. — Но голос ее был тонок, и утренний свет сиял сквозь нее, будто сквозь бумагу.

— Все мертвы? Мертвы? — послышался жалобный голос Мюррея. Как и остальные, он был дымно-серым. Они плыли, их несло к обелиску.

Они слились, окутав тело, распростертое на месте аварии.

— Я был величайшим в мире ученым, — произнес, пропадая, голос

Мюррея.

— Я был величайшим боксером, — тоже пропадая, отозвался Кен.

— Я была самой дорогой проституткой… — Слабый голос, затихающий на ветру.

— Я была величайшей певицей… — Шепот, прошелестевший прочь — в безмолвие.

Пропали все четверо. Осталось одно лишь распростертое тело — изящный мертвый юноша — пиджак залит кровью, тонкое лицо обращено к звездам. Последняя пропадающая мысль: ["А я: я был никем"].

ПРИБРЕЖНЫЙ БРОДЯГА

Пер. с англ. М.К. Кондратьев

Максвелл и девушка с изумительным бюстом начали свой уик-энд в четверг, с Венеции. В пятницу они отправились в Париж, суббота была отдана Ницце, а в воскресенье они пресытились. За завтраком девушка, которую звали Алиса, дулась на Максвелла.

— Вернон, давай махнем куда-нибудь еще, — ныла Алиса.

— Непременно, — не слишком любезно отозвался Максвелл.

— А как насчет того, чтобы отведать букашкиных яиц?

— Ф-фу, — фыркнула Алиса, отталкивая тарелку. — Если когда-то я их и ела, то теперь не желаю. Какой ты несносный по утрам!

Ей действительно были поданы яйца насекомых, правда, в меню они значились как oeufs Procyon Thibault, и три небольших коричневых шарика размером с фасолину стоили примерно в тысячу раз больше таившейся в них питательной ценности. Министерство Информации Североамериканского Союза неплохо платило Максвеллу за сценарии — он заправлял целой бандой комиков из шести человек в телешоу "Космический коктейль", — но все же и он постепенно начинал звереть, задумываясь о том, во что обойдутся эти пять дней для его бюджета.

С виду Максвелл был невысоким крепышом, довольно симпатичным, если не считать слегка выпученных глаз. Когда он поднимал брови — а в разговоре такое случалось постоянно, — его загорелый лоб бороздили похожие на гармошку морщинки. Некоторые девушки находили это привлекательным; остальных же обычно впечатляли изящные складки его туники ручной отделки и пояс в сорок кредиток. Правда, у Максвелла было подозрение, что Алиса, чья наиболее выдающаяся особенность была упомянута выше, принадлежала к последним.

— И куда бы ты хотела отправиться? — вяло поинтересовался Максвелл.

Их дымящийся и ароматный кофе уже приблизился по конвейерной ленте, и теперь он угрюмо потягивал его. — Хочешь, сгоняем в Алжир? Или в какой-нибудь Стокгольм?

— Нет. — Алиса помотала головой. Она подняла длинную белую руку, убирая со лба медового цвета прядь. — Ты не понял, о чем я говорю. Я имела в виду — давай махнем куда-нибудь на другую планету.

Максвелл слегка поперхнулся и расплескал кофе по столу.

— В Европе, конечно, ничего, — с пренебрежением протянула Алиса, — только все тут становится… ну прямо как в Чикаго. Давай хоть раз махнем в какое-нибудь особенное местечко.

— И вернемся к завтрашнему утру? — вопросил Максвелл. — Даже до Проксимы лететь десять часов — нам хватит времени только на то, чтобы сгонять на лайнере туда и обратно.

Алиса опустила свои длинные ресницы, решив на этот раз быть и соблазнительной и сердитой одновременно. "Если учесть, что сейчас десять утра, — подумал Максвелл, — то у нее здорово получается".

— Ты что, не можешь послать подальше этот понедельник? — осведомилась она.

Команда Максвелла работала, на две недели опережая план; правда, по возвращении ему придется слегка засучить рукава. Что за черт — почему бы в самом деле не сказаться больным до вторника или среды?

Ресницы Алисы снова приподнялись — достаточно медленно для одного быстрого, уверенного взгляда в глаза Максвеллу. Затем в уголках ее глаз появились едва заметные лучики морщинок, и она одарила его своей улыбкой ј 1.

— Вот за это. Верни, я тебя и люблю, — удовлетворенно заметила она.