Рассказы

Никто никогда не узнал, что сказала Юркина жена, когда, проснувшись утром и обнаружив рядом с собой Степину дочку, растолкала спящего в кресле Хорошевского. Иришка, хорошо знавшая дядю Юру и тетю Валю, отнеслась к происшедшему как к веселому приключению и очень расстроилась, когда дядя Юра взял ее за руку и повел домой, к маме с папой. Степана они встретили на полпути, прямо возле сувенирного танка...

Через полтора часа буря в дежурке саперного батальона утихла. Горобец увел домой жену, которая одновременно рыдала, смеялась и норовила вцепиться Степе в волосы. Местный участковый, обалдело крутя головой, уехал на своем реактивном велосипеде. Шабров с Малаховым пили водку и сочиняли рапорт о происшествии, который наверняка предстояло подавать комдиву. С каждой новой рюмкой текст рапорта становился все ярче и образнее, и последняя версия начиналась словами: «Слышь, ты, старый хрен...».

Файзуллаев и Хорошевский молча курили на лестнице, сидя на одной ступеньке, но глядя в разные стороны. Первым гнетущую тишину нарушил Юрка.

— Таааарьщ подполковник... — жалобно протянул он.

— Тьфу! — ответил Файзуллаев, и снова воцарилась тишина.

После третьей подряд сигареты не выдержал сам комбат. Почувствовав, что недавняя оплеуха странным образом сроднила его с Хорошевским, он счел себя вправе задать Юрке личный вопрос.

— Юр, а у тебя жена... ну... случайно, это... не это?..

Юрка просиял и утвердительно заболтал головой:

— Ага, ага! В январе уже. Сказали, мальчик будет!

У Файзуллаева упало сердце...

ЮРКА И ПОЖАР

Утром Файзуллаев решил ознакомиться с планами занятий личного состава. Шабров принес ему кипу исписанных разными почерками обширных бланков и встал рядом, всем своим видом выражая готовность в любую секунду прийти на помощь. И эта помощь скоро потребовалась. Первой в руки комбата попалась «простыня», исписанная мелким торопливым почерком старшего лейтенанта Хорошевского. План был составлен грамотно, толково, почти так, как и положено. В сердце комбата начал было воцаряться долгожданный покой, как вдруг его глаз наткнулся на нечто необъяснимое.

— Лы... лыжная — что?

— Подготовка, — быстро ответил Шабров, заглянув в бумагу через плечо командира, — почерк у него, конечно...

— Почерк тут ни при чем, — Файзуллаев подумал и добавил в голос строгости. — Что за бред? Если уж гонят липу, то пусть хоть даты сверяют! Лыжная подготовка седьмого июля!

— Да какая разница, — удивился замполит, — все равно у нас и лыж-то никаких нет. Давно на растопку пошли.

— А зачем пишут?

— Так положено, — замполит индифферентно пожал плечами.

«Я т-тя, гад, научу, как положено...» — подумал Файзуллаев, но вслух ничего не сказал, только засопел и вновь углубился в изучение плана. Но ненадолго. Спустя две минуты его взгляд уперся в строку «плавание».

— Плавание, говорите... И где плаваете? — он вспомнил, как мутные воды Турги играючи швыряли могучий КамАЗ, и поежился.

— Да нигде! — Шабров удивленно посмотрел на комбата. — Где тут плавать?

Не успел Файзуллаев подобрать слова, чтобы прокомментировать ответ замполита, как дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет влетел до смерти перепуганный солдат. Не обратив внимания на присутствие в помещении старшего по званию, он, вытаращив глаза, обратился прямо к Шаброву:

— Юрий Михалч, там... там... это... — бойчишка сглотнул слюну, перевел дух и перешел на лихорадочный шепот, — Маковкина!!!!

— Как?! — взвизгнул Шабров, — Сама???!!!

Рядовой раскрыл глаза еще шире и закивал головой:

— Сама, сама! Хорошевского ищет. Злая, как черт. Чё делать-то?!

— Елки-палки, — засуетился замполит. — Что опять...? Слышь, ты давай-ка быстро... У него ведь сейчас, кажется, политзанятие?

— Ага, мультики смотрят в красном уголке...

— Валяй, предупреди его, пусть хоть через окно...

Бойчишка кивнул и кинулся в красный уголок предупреждать Хорошевского. Шабров, на лице которого застыло выражение немого ужаса, уставился немигающим взглядом сквозь Файзуллаева куда-то в стену. Озадаченный Файзуллаев ждал пояснений. Пояснений не последовало. Вместо них в кабинет комбата явилась сама мадам Маковкина...