Рассказы. Часть 2

Однако, как ни прискорбно, член кабинета министров не обладал рентгеновским зрением. Поэтому он бросил строить тщетные догадки и изложил затруднение, с которым пришел. Кто-то где-то в Сабеусе фарниковал краты, что вызвало нездоровую закнострию среди хьюков. Шиалоху подобное сообщение обещало довольно интересное дело.

Перевод: К. Сенин

Бескрылый

Насколько нам известно — а так ли много мы знаем, проживая в этом едва нами обследованном уголке одной-единственной галактики? — Авалон стал первой планетой, на которой два различных разумных вида основали общую колонию. Поэтому многое было непредсказуемо, и не только в том, что касалось самой планеты, чьи тайны первые исследователи лишь слегка приоткрыли, но и в будущем подобного смешанного общества. Поселенцы сперва начали обживать острова Гесперид, вероятность наткнуться на что-нибудь смертельно опасное здесь была меньше, нежели на материке. Каждая из рас выбрала свое место жительства.

Разумеется, отношения были самыми сердечными. Все с нетерпением ждали дня, когда люди и ифрианцы победят материк и станут жить на нем вместе. Однако на первых порах не мешало избегать трений, ведь на самом деле у этих рас только и было общего, что схожая биохимия, теплая кровь, живорождение и надежда начать все сначала в неиспорченном мире. Они должны были знакомиться постепенно, чтобы взаимность рождалась без усилий со стороны.

Поэтому Нат Фолкейн на заре своей жизни нечасто видел крылатый народ. Если ифрианец оказывался в Чартертауне по делу, он общался с его дедушкой Дэвидом или, как теперь, с отцом Николасом, но уж никак не с маленьким мальчиком. Даже когда крылатый гость заходил на обед, разговор за столом чаще всего шел не по-английски. Нат, раздраженный этим, прилагал все усилия, изучая в школе язык планха, но усилия эти не окупались, пока ему не исполнилось семнадцать авалонских лет — двенадцать по летосчислению Земли, едва ли атом с которой нашелся бы в его теле.

К тому времени поселения на архипелаге разрослись настолько, что предводители стали готовы пустить корни и на Коронанском материке, но перед этим многое следовало изучить и спланировать. Одним из людей, работавших с ифрианцами в исследовательской команде, стал Николае Фолкейн. Штаб-квартира располагалась в основном поселении союзников, называемом ими Тровэй, а людьми — Земля Крылатых. Работа продлится много оборотов Морганы, каждый из которых составлял почти половину лунного месяца, и он взял с собой жену и детей.

Нат оказался единственным на всю округу мальчиком своего возраста. Зато уж ифрианских приятелей ему хватало.

— У-у-ух! — устроив ветер и громко хлопая крыльями, взлетел с балкона Кешчи. Раздался трубный призыв: — Чего ты ждешь, копуша?

Турак, не такой порывистый, как брат, окинул Ната острым взглядом желтых глаз.

— Ну что, ты с нами? — спросил он.

— Да… наверное, — пробормотал тот.

«У тебя проблемы», — молча сказал Турак. Бесконечно изменчивое ифрианское оперение могло придавать выражение всему телу, и значило оно обычно больше, чем вообще могут значить слова. На уроках планха Нат узнал несколько общепринятых выражений, но теперь, по-настоящему познакомившись с живыми ифрианцами, он все больше и больше чувствовал себя глухонемым.

Он всего лишь мог неуклюже сказать словами:

— Нет, со мной все в порядке. Честное слово. Просто думаю, ну… не надо ли хотя бы позвонить маме и спросить…

Нат умолк. Всем своим видом Турак выражал презрение. А он еще был мягким и деликатным, не то что властный Кешчи…

«Ну, если тебе, будто птенцу, так уж надо…» Это ли было написано на бронзовых перьях и белых с черными кончиками хохолке и хвосте?

Нат почувствовал себя очень одиноко. Он так обрадовался, когда эти приятели, с которыми он немного говорил и играл, позвали его провести каникулы по случаю Недели Свободы в своем доме. И конечно же, все обитатели чота Заклинателей Дождя были с ним очень вежливы, даже задушевны, если не считать нескольких презрительных замечаний Кешчи, которые он сам, видимо, и не считал колкими. И родители были рады разрешить Нату принять приглашение.

— Это — шаг в будущее, — воскликнул отец. — Наши народы должны узнать друг друга до мозга костей. Это — задача вашего поколения, Нат… и ты первым берешься за нее.

Но ифрианцы были чужими, и не только в смысле общения. Их плоть, их кровь, сами молекулы, составлявшие их гены, были не человеческими. И глупо было притворяться, что это не так.

«Иначе» не всегда означает «хуже». Может ли это, страшно подумать, означать «лучше»? Или «счастливее»? Создавал ли Господь ифрианцев, будучи в лучшем расположении духа, чем при создании людей?

Наверное, нет. Они были плотоядными, прирожденными охотниками. Может, поэтому они и позволяли, и даже поощряли молодежь к безрассудным поступкам, стоически принимая то, что неудачливые и недостойные не вернутся…

Кешчи спикировал рядом. Ната обдуло ветром, поднятым его крыльями.

— Ты что, приклеился? — прокричал ифрианец. — Спешу тебя уведомить, что прилив ждать не будет. Если хочешь пойти с нами, черт возьми, пошевеливайся!