Рассказы и повести

И вышли луораветлане из яранг своихи хотели знать правду,и винтовками своимиготовы были за правду биться…

Восстание случило, братцы. Такое, восстание, что пришлось, братцы мои, с материка помощь вызывать. Когда особая дивизия Дальневосточной военного округа на нескольких кораблях прибыла на Колыму, то очень быстро всё стало понятно.

Где хорошо живут коренные народы, а где не хорошо – это вопрос, решаемый однозначно: у них, в Америкляндии, – нехорошо, у нас – совсем другое дело.

И снова гордые луораветлане стали чукчами, и пили много воды огненной, и, вероятно, от влияния воды этой, отдали кому надо приёмники свои. И эти приёмники, чтобы не ловили больше голоса вражеские, я и переделывал, вынимая главное, так сказать, содержание и вставляя, так сказать, нужное.

Дед снова немного помолчал, пристально глядя в даль на просёлок, но смотрели глаза его сквозь годы и видели посёлок Ягодное, что на трассе, километрах в пятистах от Магадана. Красота… Ближе к осени все склоны сопок усыпаны несминаемым ковром брусники и от того издалека кажутся бордово-красными, как будто великан пришёл и укрыл гигантским своим бархатным пологом всё вокруг. И над этим великолепием глубокой летней ночью парит солнечный диск, такой близкий, что сомнения нет – можно запросто взять и потрогать.

– Я однажды сочинил стихотворение… – продолжил он.

– Я помню чудно мгновенье? – сострил кто-то не к месту, но Дед не услышал шутки, мысли его бродили среди полупрозрачных лиственниц, рассыпанных по слонам бесконечных сопок.

– Про ход лосося на нерест по тонюсеньким протокам, ручейкам! Это простыми словами не передать… это просто симфония света, звука, воды, отливающих антрацитом бесчисленных тел и неудержимого стремления к продолжению себя и таинству упокоения.

Хотя, нет, спутал я… "Ода кижучу". Это рыбка такая, по-научному "серебристый лосось".

Ах, кижуч!Вы едали вкусноту?Деликатес, каких в природе мало!Спросите про горбушу, про кету,И я отвечу:– Рядом не стояло!

Что хариус?! Что стерлядь?! Что форель?!Что белорыбица?! – Всё детские игрушки!Но если кижуча не ели Вы досель,Что ж локти грызть осталось иль подушки.Хорош с дымком, и вяленый, и в соли.Хорош балык и с косточкою бок.Под пиво много не советую позволить,Под водочку его ведро я съесть бы мог.В желанье весь! Уже невмоготу!

Иду вкушать!А ведь и Вы могли быЗа стол со мною сестьИ с восхищеньем съестьХоть ломтик тающей во ртуНепревзойдённой рыбы!

О как!

Рассказано было так вкусно, что многие невольно сглотнули. Ещё раз убедившись, что автобуса на горизонте не видно, Дед продолжал свой рассказ.

– Эх! Жаль, что вы на Нюкле не бывали! «Что за Нюкля?» – спросите вы.

Нюкля, это, братцы вы мои, говоря скупыми словами справочника, мыс у впадения реки Ола в воды бухты Гертнера, по-другому – бухты Весёлая – Охотского моря, недалеко от районного центра Ола Магаданской области.

А вот легенда другое говорит.

Жил да был на берегу моря со своими домочадцами морской нивх по имени Нюкля. Давно это было, когда ещё деревья были большими, а звёзды прямо с небес слетали на землю, чтобы отдохнуть у костра, послушать песню, да поесть юколы.

Промышлял Нюкля нерпу, кормился рыбой, икру приготовлял, да русским продавал за водку – ведро икры за бутылку воды огненной. Шибко большое хозяйство было у Нюкли, детей было много, каяков было столько, сколько пальцев на руках и ногах, железные наконечники у гарпунов были, сети были у Нюкли большие. Хорошо жил Нюкля, богато жил, много работал, много промышлял, много икры приготовлял.

И вот пришло время Нюкле идти к предкам своим. Всё, что имел и умел, он передал детям, крепкие яранги оставил, помолился и пошёл.

Пошёл, да и остановился у моря.

Куда идти, думает: направо, налево? Присел на корточки, трубку закурил, стал думать. Долго думал, три трубки думал, но так и не придумал. Стал четвертую трубку набивать.

Тут скала, что возвышается на самом берегу, стала вроде потрескивать. Интересно стало Нюкле – что это за звуки такие, спрятал он трубку за пазуху, подошёл к скале поближе. А потрескивание стало вырастать, поднялось, как вал водяной до небес и превратилось в зов неведомый: «Иди ко мне, Нюкля… Иди ко мне…»

Вот чудеса! – думает Нюкля, – Словно зовёт меня кто-то. Посмотреть, что ли?