Рассказы и повести

«Улица — это можно, — подумал Миша. — Ведь папа только про переулки говорил!»

Конечно, знай Миша недавнюю историю Страшун-улицы и прочих прилегающих к ней улочек и закоулков, он ни за что не пошёл бы сюда. Но он ничего не знал и с лёгким сердцем зашагал по узенькому, с полотенце, тротуару.

Страшун-улица оказалась такой узкой, что, кажется, расправь руки — и коснёшься пальцами стен. Грузовику, например, ни за что бы не втиснуться в эту щель между домами.

А дома? Можно подумать, что здесь было землетрясение. Все они разрушены, все до одного. Дом за домом, дом за домом, и всё развалины и развалины… Куда ни посмотришь — везде груды битого кирпича, проломы, провалы…

Миша замедлил шаг.

Ведь, наверно, ещё недавно во всех этих домах жили люди, пели, смеялись, занимались разными делами! Где же они теперь? Почему обезлюдела Страшун-улица? Почему тут всё взорвано, разбито, уничтожено?

Видно, папа был прав, когда говорил: «В переулки не забирайся!» Надо уходить, пока не поздно. Миша повернул обратно. Шаги его гулко раздавались в тишине.

Он шёл быстро, не оглядываясь. Вот и поворот. Здесь должна проходить большая улица. Но никакой улицы не было. С обеих сторон всё так же теснились угрюмые, пустые проёмы окон, за которыми видны были груды кирпича, обломки печей, чугунных лестниц…

Миша остановился.

Самому храброму путешественнику, пожалуй, стало бы не по себе здесь, среди мёртвых развалин. Вот уж действительно Страшун-улица!

И главное — спросить дорогу не у кого.

В лагере под Москвой Миша однажды заблудился в лесу. Но там было не так страшно. Миша знал, что раньше или позже он встретит кого-нибудь и вернётся в лагерь.

Другое дело — здесь. Кругом было мертво и тихо, как на кладбище. Миша не выдержал, поднёс руку ко рту и позвал:

— Ау!

«Уууу…» — отозвалось эхо. И Мише почудилось, будто люди, которые жили здесь когда-то, ответили ему долгим, тяжким стоном.

Вдруг сзади раздался невнятный шорох. Миша вздрогнул, обернулся:

— Кто?

«Оооо…» — откликнулось каменное эхо.

Миша прижался к холодной стене. Может, ему почудилось? Да нет же, он ясно слышал чей-то шорох вон там, за проломом. То ли кирпич сдвинулся с места, когда он проходил, то ли крыса прошмыгнула…

Миша прислушался и снова двинулся вдоль переулка.

Вдруг опять раздался шорох. На этот раз погромче и поближе. Миша достал из футляра тяжёлый бинокль, стиснул его в руке и замер. Кругом всё было тихо — так тихо, как вот бывает только глубокой ночью.

С зажатым в руке биноклем Миша двинулся вперёд. Для бодрости он негромко, срывающимся голосом запел:

Играйте, горнисты, тревогу!Ударь, барабанщик, силь…

Но слово «сильней» он допеть не успел. Кто-то схватил его сзади за руки… Миша стал вырываться. Но не тут-то было! Его держали крепко.

Конечно, Мишу мог бы выручить папа. Но папа был далеко. Он в эту минуту совершал свой обычный, ежедневный обход госпиталя. Засунув руки в карманы халата и выставив вперёд широкую рыжеватую бороду, начальник переходил из палаты в палату, от койки к койке и терпеливо расспрашивал раненых: как себя чувствуют, в чём нуждаются.

— Всё ничего, товарищ начальник, — отвечали раненые. — Одно плохо — развлечений маловато. Баян да шашки, шашки да баян. Вот бы артистов каких-нибудь пригласить!

Начальник задумался. Артистов достать было трудно. Правда, Москва обещала прислать бригаду, но ведь это когда ещё будет. И тут начальник вспомнил, как Миша рассказывал ему о своих выступлениях в московских госпиталях. А почему бы, собственно, ему здесь не выступить, не почитать бойцам?

Начальник сказал:

— Ладно, товарищи. Обещаю вам устроить литературный вечер. Выступать будет один… мм… один юный артист.

— Вот за это спасибо, товарищ начальник!..

А сам «юный артист» погибал в дебрях Страшун-улицы. Как только его схватили, он стал отчаянно отбиваться. Он выдернул руку, стукнул кого-то биноклем, но тут его снова схватили.

Кое-как изловчившись, Миша обернулся и в полумраке узкого переулка с трудом разглядел своих противников.

Их было трое — трое мальчишек примерно Мишиного возраста. Один был чуть постарше. На голове у него торчала огромная железная каска, на плечах желтели погоны, за поясом блестела пустая кобура от нагана. Его товарищи размахивали деревянными саблями.

Миша стиснул зубы, рванулся, но силы были слишком неравны.

После короткой схватки Миша был побеждён. У него отняли бинокль, фонарик, книжечку. Двое мальчишек стали по обеим его сторонам, словно конвой, а третий дёрнул Мишу за воротник:

— Идж!

Миша шатался от усталости. Ковбойка на нём была порвана. Тяжело дыша, он сплюнул и выкрикнул:

— Трое на одного — не по правилу… Пустите, ну!

— Цо? Цо? — крикнул парень в каске. Остальные двое всё время называли его «пан поручник». Видно, он был у них за старшего.

— Не по правилу, — хрипло повторил Миша. — Выходи по одному, тогда посмотрим… А ну, пусти!