Рассказы и повести

— Чего, опять ракету али спутник запустили? М-м?

— Сиди уж! — сонно прикрикнула кондукторша. — Да остановку не проспи.

Трамвай затормозил, и капитан легко поднялся. Высокий, прямой. Набросил на плечи зеленый плащ.

— Не положено разрисовывать зонты, — сказал он и шагнул к выходу. А зонт спрятал под плащом. Наверно, капитанам не положено ходить с зонтами и он взял его не для себя, а вез кому-то другому.

— Не положено, — с усмешкой проговорил мальчик.

Неудача его не испугала. Радость открытия, приглушенная раньше обидой, снова пробивалась в нем, как теплый ключик. Мальчик ждал: вдруг встретится человек, которому нужны будут звезды.

Двое поднялись в вагон и остались на задней площадке, хотя почти все скамейки были пустыми.

Один был молодой и высокий, в коротком светлом плаще. Лицо его словно состояло из больших очков с толстыми стеклами и крутого лба, над которыми копной курчавились темные волосы, пересыпанные дождевыми брызгами. Второй выглядел гораздо старше и обыкновеннее: лицо пожилого и уставшего за день человека, черная сатиновая спецовка, серая кепка. И зонт, который он сунул под мышку.

Если мальчик не знал чьих-нибудь нестоящих имен, он придумывал свои. Придумывал сразу. Это получалось само собой. Это получалось само собой.

«Шахматист», — подумал мальчик про первого. А второму — так показалось мальчику — очень подходило имя «Мастер».

Они разговаривали. Вернее, говорил Мастер, а Шахматист только слушал вежливо, но, кажется, без особого интереса.

— Я ему как человеку, практически, говорю: «Ты что же это, Архимед разнесчастный, где глаза у тебя, на каком месте? Тут какой допуск разрешается? Ноль-ноль три! А у тебя ноль один.» А он мне: «Идите, говорит, и жалуйтесь начальнику цеха. И придираться понапрасну, говорит, я не позволю…»

— Понапрасну, значит? — усмехнулся очкастый.

— Понапрасну, говорит… Ну, тут уж я дипломатию отбросил. «К начальнику, говорю, я не пойду, я и сам для тебя начальник, а чтоб ты это, практически, усвоил, я сейчас возьму вот этот шланг, пополам сложу и тебе пониже поясницы ка-ак…»

Он слегка развернул руку с зонтом, чтобы показать, как собирался проучить зловредного спорщика, но показать не смог: зонт обо что-то ударился, и сзади послышался короткий вдох, вернее, не вдох, а звук, с которым при неожиданной боли втягивают сквозь зубы воздух.

— Виноват!.. — Он сказал это очень торопливо, раньше, чем успел обернуться. А обернувшись, увидел мальчика.

Мальчик прижимал к ушибленному колену ладонь.

Целую секунду лицо Мастера было растерянным и добрым. Потом Мастер нахмурился:

— Ну вот… Вроде, не тесно, мог бы и подальше стать. Зашиб?.. Экий же ты мокрый!

Под сердитостью он хотел скрыть испуг за мальчика и, может быть, смущение от того, что так поспешно бросил свое «виноват». Ведь перед мальчишками не принято извиняться.

— Не тому, кому надо, попало, — излишне весело проговорил Шахматист. Не разглядели, Виктор Семенович.

Мальчик разогнулся.

— Я сам виноват… Стою тут… — сказал он, глядя в лицо Мастеру. И в этом взгляде уже была невысказанная просьба.

— Ладно… Сам…

— Правда сам… — почти жалобно повторил мальчик. — Я задумался.

— Задумчивость в трамвае — свойство натуры глубокой и поэтической, произнес Шахматист уже без улыбки. Наоборот, подчеркнуто серьезно. — А нога заживет… Ну, и как дальше развивались события, Виктор Семенович? Вы остановились на шланге…

— Дяденька, послушайте, — негромко и быстро сказал мальчик, — давайте я вам на зонте нарисую созвездия. Как в планетарии. Развернете зонт и сразу видно, где какое созвездие, если даже на небе тучи. Или днем. Только надо направить ручку зонта на то место в небе, где Полярная звезда, а потом повернуть… — Он говорил теперь все сразу, не дожидаясь вопросов, чувствуя, что надо первыми же словами объяснить свое желание.

Ведь он дарит людям созвездия!

Мальчик нарочно говорил теперь не «звезды», а «созвездия». Это избавляло его от лишних объяснений. Сразу было ясно. что речь идет о небе.

И, боясь, что не дослушают, он торопился, глотая слова, повторял их и снова торопился объяснить все скорее и понятнее.

И вдруг умолк. Он внезапно понял, что сказал все. И его не перебили. Он молчал и растерянно ждал ответа.

— Дела-а, — сказал Мастер. — Ты это сам, что ли, изобрел?

— Ну да… А что? Это легко… Зато будут звезды. — Последние слова мальчик произнес упавшим голосом. Он подумал, что Мастер сейчас тоже спросит: «А зачем?» И, опустив глаза, стал смотреть на его забрызганные тупоносые сапоги.

— Любопытно, — проговорил Шахматист.

Мастер подумал и спросил:

— Это, практически, выходит что-то вроде небесной схемы?

— Ну да, вроде карты! — обрадовался мальчик. — Только лучше. Как походный планетарий. И можно узнать, где какое созвездие в небе, будто увидеть его сквозь тучи…

— Постой, постой. — Мастер сильно потер подбородок желтым от курева пальцем. — Что-то не совсем понятно. Вообще-то понятно, да не совсем… Про Полярную звезду, например. Это как тут разобраться?