Рассказы и рассказики

Коля – через Сашу, Саша через Петю, Петя через Сидора Семёновича, дворника, Сидор Семёнович, дворник, через Маргариту Евграфовну, с задержкой, та – через заведующую школьной столовой, как зовут не знаю, заведующая через Мишкиного отца, а тот через самого Олега Игнатьевича, шишку; шишка через племянницу имярека, страшно выговорить, с задержкой, племянница, конечно, через своего папаню, с истерикой и обмороком, тому пришлось-таки, хоть и зарекался, ворона, через брательника, орла; орёл, который имярек, страшно выговорить, похихикал, первые магазины закрылись, и хотел сначала через бывшую любовницу Первого, с удовольствием, хоть и накладно, не выгорело, пришлось через Второго, полчаса Моральный кодекс и Генеральную линию, конверт под сукно, город без продуктов; Второй, оказалось, лучше Первого, потому что первые, чуть что – новые, а вторые – вечные, вот он-то, Второй, знал через кого, зна-ал, он, Второй сразу через Лучезарный зад, единый с народом, Лучезарный зад, который единый, через Самого единого, Самый единый через Константина, Константин через Юрия, Юрий через Леонида, Леонид через Никиту, Никита через Иосифа; дальше, правда, разномыслие: Иосиф то ли через Иакова, то ли через Виссариона, то ли через Владимира и братьев его, с задержкой и удовольствием, а может – и то, и другое, и третье, так сказать, синоптически, но если считать от Владимира, то он, все помнят, через Николая…

И всё сызнова: Николай через Сашу, Саша через Петю, Петя через Сидора Семёновича, дворника… и третий раз, пятый, десятый, сто двадцать седьмой, тысяча девятьсот семнадцатый, тысяча девятьсот пятьдесят шестой и, наконец, тысяча девятьсот девяносто первый…

ДУРАК

Котёнок был таким жалким, что даже жалеть его не хотелось.

– Пап, возьмём котёночка!.. – выросшие дочки ещё не знали, что такое жалеть, особенно – чем это кончается, и – жалели. – Возьмём?!

– Какой маленький, лапочка! – а жена всегда фальшивила в ласкостях, особенно последнее время.

Петров закрылся на кухне, ничего не сказал, потому что – провокация: скажешь «Берите!» – пропал, скажешь «Никогда!» – тоже пропал. Закрыться молча, а поговорить – есть холодильник, ты ему про жизнь – «Бр-р-р», он тебе в ответ – «Ур-р-р».

Ночью котёнок выпрыгнул из коробки, где ему постелили не выброшенное ещё кукольное приданое, и дрожало запищал. Никто, конечно, не проснулся, жалеть да ласкать – одно, а ночью зверя в сортир водить – другое. Петров тоже решил не вставать, он не любил животных. Пусть попищит, разбудит ласковых, может, сообразят, что к чему. Котёнок пищал, никто не просыпался. «Утопить его в унитазе? Или с балкона?..» Не выдержал, встал. Зверёк неуклюже лазал в углу прихожей по обуви. Искал место. «Пусть надует им в туфли – сами выбросят!» Котёнок прыснул в его разбитую лыжеобразную кроссовку. «Дур-рак!» – шопотом прорычал Петров, тряхнул его от души и отнёс обратно в кукольную коробку.

Следующий день до самого обеда дочки только и возились с котом, тискали его, наряжали, придумывали имена, а отобедав, сгинули с подружками. Жена, оставив посуду горой, пошла к соседям курить и трепаться, Петров был ей тут не товарищ, как и соседям. Недоумевал: жизнь хоть в петлю, а у соседей попёрло через край. Были год назад одинаково нищими, собирались песни петь, за грибами на электричке вместе ездили, Петров с женой и детьми, и сосед с женой и детьми. Теперь Петров – в петлю, а сосед купил дом в деревне, гараж, и не успел Петров подумать: зачем соседу гараж без машины? – и машину. Петров крутился втрое, брал работу на дом, а у соседа жена перестала ходить на работу и сбивала с панталыку петровскую половину. Чего уж сбивала – сбила. Жене он как-то посоветовал поставить у соседей раскладушку, всё равно почти живёт у них, на что та сначала разрыдалась, а когда Петров стал отгребать назад, быстро просохла и улепетнула к соседям курить и трепаться. Приглашали и Петрова, по старинке, но разговоры опустели, почужели, Петров томился.

И котёнка ведь приволок сосед, подобрал на таганке, из-под колёс, добрый! Хотел в деревню, да перехватили эти лебезяйки: «Возьмём котёночка!..» Взяли.

Взяли, поиграли. Разбежались. А он мявкает. Ему жрать теперь. Мявкал и тёрся об ноги, пока Петров мыл посуду, пищал, пока вытирал, лез под веник, мешал подметать. Поднял зверёныша к самому потолку. «Вот как шмякну!» Налил молока, но тот не знал, что молоко – это молоко, продолжал тереться о щиколотку и мявкать. Пришлось намочить в молоке палец, сунуть тому в мордочку. Облизал, потом ближе к блюдцу, потом прямо над блюдцем, в блюдце – залакал. «Дурак ты, дурак!..»

В сумасшедшие времена взрослеют быстро. Год назад – куклы, теперь – джинсовые костюмчики и на прешпект. И слова: видак, чувак, гадюшник, видюшник. И лёгкое презрение к отцу: ничего же нет! Посмотреть что – к подружкам идти. Дети – к подругам, жена – к соседям.