Рассказы и сказка

Вдруг вскакивает Егорушка и кричит: — ...и станет он Варлам Егорыч зваться... Голову от земли подымает монах. — Завтра итти мне в Нель. Пора кораблям. Саватей гневается... Иринья, — отцвели у Ириньи губы: — В Нели-то скажи отцу, чтоб наведался. Придавило, мол. Монах: — Скажу, зачем не сказать. А вы молитесь чаще, оно помогает. Иринья, острым взглядом щупая щебневой на отмели камешек: — Помолимся! Пожаром встаёт незаходимое. Бегут волны и тают на песке. Ветры гудят в высотах. Чайкам привольно, глазу широко, а душе легко..?

Март 1922 Москва

Уход Хама

Тогда цвела земля.

Не оставались бесплодны поля: платил колос земледельцу семь полных горстей зерна за зерно. Домой не возвращался без добычи зверолов, — топором он убивал двух, сидящих в западне, сразу. Радовалось сердце виноградаря: каждый грозд винограда его, насыщенный солнцем, был прозрачен и нежностью походил на грудь женщины Киттим из Элассара.

Цвела черная плоть земли, которая — как рабыня под солнцем, господином. Было звонко ее цветенье — как крик буйволицы о весне. Цвело и пело все, обладающее жизнью. Пел зверолов, напрягая лук в онагра, — земледелец, вскапывающий ноле, пел. Пел пастух, ведя вечерних овец к водопойному корыту, — виноградарь, выжимающий сок гроздьев, пел. Пел репей, простирая колючки над песчаным камнем,— и птица пела, вдоль Хиддекеля направляя широкое крыло.

А на земле жил пастух Ной, в нем кровь Сифа. Его отец — Ламех, сын Мафусала, которому удлинен путь дней. Тот, которого жилище Гаукад, северная гора земли, щедро наградил Ноя и жизнь его насытил обилием дней.

Старыми глазами глядел Ной назад и не видел дальше Ламеха. Старыми глазами глядел он вперед и не видел дальше трех сынов и пятерых внуков, которые покоят глаза Ноя, пастуха.

Сеннаара глубокие долины жаждут прохлады и сна. Орел дважды облетел по кругу над Гаукадом, рассыпая в тишину мелкие крики. Небо молчит. Варит мясо на костре Иафет, первенец. Солнце, которое опускается по ту сторону земель Адмы, дает нам видеть Иафета.

О, Иафет! Ты рыжий буйвол. Твоя грудь — грудь буйвола, рост твой — рост белого тополя. Лоб твой сулит рога. Когда западню на зверя ставишь ты, шепчет серна-мать детенышам своим: «Вот звенит тополь помутневшей листвой,— то Иафет ставит западню на вас». Ты идешь, когда все спит, и звезды светят только Иафету. Семени своему дашь ты гордость разума, крепость мышц.

Варит мясо на костре Иафет, стрижет овна Сим. Солнце, уходящее за черные столбы неба, кидает к нам черную тень Сима.

Ты — как вол, Сим, которому надломило шею деревянное ярмо. Всю тяжесть знойного поля выносишь ты. Острый пот полуденного труда заставил моргать чаще твои зоркие глаза, Не сломается мотыга твоя о камень, не ошибется в выборе из двух баранов глаз. Будут недалекие дни, загородит горы путь к Эдему, но теменем пророешь нору, длинную в широту горы, и выйдешь к воротам, где меч, щуря узкие глаза. Спросит: кто ты? Ответишь: я человек твой, Сим. Не гони, яремного быка не тронь. Ты разбивал градом колосья отца, я не поднял на тебя бранного слова. Я дал тебе сто пятнадцать мелкорунных овец и двенадцать больших быков, вожаков стада. Но ты скажешь, и я дам больше. Скажет: приди.

Варит мясо Иафет, Сим стрижет овна, в тимпан ударяет Хам. Вот слова песни Хамовой: «Утром я пришел к источнику, где виноградники отца. В воде я увидел человека, подобного мне. Я сказал: земля цветет. Он ответил: да. Я сказал: земля, хорошо. Он ответил: да. Я сказал: гонится за нами солнце, скоро ребенок дотянется до него рукой. И он ответил мне...»

Чернота приходит с севера, ярче пламя костра. Не кричат внизу стада Ноя. Горы прилегли к земле и спят.

Оглянись,— две женщины прячут у шатров мягкое руно овец. Сыновья Ноя мужья им. Третья доит козу привычной рукой. Она — Селла, жена Сима. Глаза ее черней ясписа, за который платят купцы из Теруана по двенадцать коров пшеницы. А вот женщина Иска, она родила Иафету Фираса и Мадая. Ее волосы и под небом ночи не изменят цвета — цвета огня, пожирателя нив. Вот женщина Кесиль, жена Хама, неплодная, как Киттим из Элассара, eе тело длинно, неутомимо в страсти, неутолимо в ласках, неумолимо в любви.

Ночной камень смотрит в звезду и впитывает влагу, идущую от Хиддекеля. Тимпана низкое гуденье рукой приглушает Хам.