Рассказы ночной стражи

Мигеру узнал вас. И солгал мне, сперва ответив, что убийца замотал лицо тряпкой, а потом сознавшись, что у хижины был Камбун. Он солгал дважды. Он знал, как я отношусь к вам, сенсей. Он не хотел, чтобы между нами пробежала кошка. Даже если это такая жалкая шелудивая кошка, как убийство презренного каонай.

Он так и не признался мне, что видел вас. Он скрывает это до сих пор. Наверное, я мог бы заставить его сказать правду. Но я не хочу этого делать.

Он солгал вам, молчал Ясухиро в ответ. Солгал дважды. Скрывает, молчит по сей день. Он не назвал моё имя, сказал, что это был Камбун. Рэйден-сан, с чего вы тогда решили, что у хижины был я? В чём причина вашего озарения? Во время вашего второго визита ко мне я спросил у вас, опознал ли ваш слуга убийцу возле хижины. Я сделал это с излишней горячностью? Был чрезмерно настойчив? Не этим ли я выдал себя?!

Не этим, сенсей, промолчал я. Вовсе не этим.

Убийство в барачном дворе. Вот причина.

Она лежала ничком — женщина, которую настоятель Иссэн звал Ни. На снегу, залитом кровью. В накидке из грубой пеньковой холстины. Только тело, одно тело без головы.

Голова откатилась в сторону, легла на правую щёку.

Кандидаты толпились поодаль, у дверей барака. Обычные люди галдят, когда толпятся, эти же стояли молча. «Если голова не была отрублена полностью, убийца скорее всего поскользнулся».

Этой ночью убийца стоял на ногах крепко.

Убийство?

Нет, сенсей. Это было самоубийство.

Квадратный двор. Белый снег.

Скоро рассвет.

Женщина сидит на снегу. То, что у неё вместо лица, дышит спокойствием принятого решения. Балахон спущен с плеч, женщина обнажена до пояса. В руке — нож.

Вокруг стоят слуги дознавателей и кандидаты в слуги.

Безликие. Каонай.

Самурай в прошлой жизни, несчастная Ни покончила с собой, сделав это единственно достойным образом. Муж зарублен, потерян навсегда. Ребёнок вырастет монахом при храме. Сколь ни велика доброта настоятеля Иссэна, видеться им не разрешат. Всё разрушено, погребено под руинами, стало прахом. Слёзы смыли нарисованное лицо. Зачем длить своё ничтожное существование? Что вы молчите, сенсей? Да, слышу. После смерти безликих ждёт преисподняя.

Страшен ли ад, если живёшь в аду?

Мигеру признался во всём, что касалось сэппуку этой женщины, ничего не утаил. Все слуги дознавателей знали о решении безликой Ни. Все кандидаты знали. Ни словом они не обмолвились своим господам. Никому в городе. Я не знаю, как об этом прознали вы, сенсей, не знаю и не стану спрашивать. Вы не ответите, да это и не важно.

Женщина вонзает нож себе в живот.

У женщин есть право перерезать себе горло или пронзить ножом сердце. Их не осудят за эту слабость. Ранения живота ужасны и болезненны. Не всякий мужчина способен продемонстрировать стойкость перед такой болью. Безликая Ни не даёт себе поблажки. Нож входит в левый бок, движется к правому. Страдание искажает лицевую плоть женщины. Рисует заново черты: нос, глаза, губы. Кажется, что лицо, которое она носила при жизни, возвращается к ней.

Женщина стонет. Это единственная дань боли.

Женщина режет.

Каонай в балахоне, с тряпкой, намотанной на голову, встаёт за спиной женщины. Капюшон его низко надвинут, поверх капюшона надета соломенная шляпа в форме конуса. Не видно даже блеска глаз; впрочем, глаза каонай тусклые.

В руках его меч.