Рассказы. Новеллы

Так ведь это же чеховский «Студент»! Все как в «Студенте»! А ведь Бунин знал и помнил этот рассказ, так что не случайно он обратился именно к Петру, и те же у него слезы, как у тех чеховских баб у костра, словно бы то же самое произошло, повторилось сейчас с ним. И хотя про Чехова он тут не упоминает, все же совпадение не могло быть случайным, несознательным. Рассказ «Студент» был его любимейшим чеховским рассказом, об этом пишет сам Бунин в воспоминаниях о Чехове. И все же если не случайно это совпадение, то тем более есть странность в таком повторе.

Сравнивать эти рассказы невозможно. Не могу также представить, чтобы Бунин вздумал соперничать с Чеховым, это исключено. Они писали в непересекающихся плоскостях. Дата создания для искусства не имеет значения. Это в технике изобретение радио отменяет работы второго и третьего изобретающих. Поэтому столько тягостных споров идет вокруг приоритетов. Хотя радиослушателю проблема первенства глубоко безразлична. В искусстве тем более. Год, проставленный под рассказом, интересен литературоведам. Великих изображений Мадонны существует по меньшей мере несколько десятков. Так же как «Данай», «Магдалин», «Снятий с креста», «Поклонений волхвов». Они никогда не мешали друг другу и не конкурировали.

Ощущение пошлости возникает не из повторения, а скорее из присвоения. Давно известное чужое выдается за свое, которое преподносится тут же во всей своей мелкоте и безвкусице. Впрочем, не обязательно знать историю искусств, чтобы поймать пошлость. У нее свой запах. Чехов один из редких писателей, начисто лишенных пошлости. У него есть неостроумные шутки, неудачные выражения, есть глупости, банальности, но нет пошлости. Ни в изображении, ни в размышлениях. Его размышления не явны, запрятанны, но когда доберешься до них, испытываешь сильное и долгое чувство.

Знаменательно, что единственный, на мой взгляд, такого рода «размышляющий» рассказ Бунина связан с Чеховым, с чеховской мыслью. И не в упрек это Бунину, ни в коем случае, — рассказ Чехова «Студент» обладает такой волшебной емкостью, что вариаций на эту тему можно писать немало, и счастье, что так сильно, красиво откликнулся он в душе Бунина.

Зубр в холодильнике

С оказией передали мне довольно объемистый пакет из Германии от Клауса Хопке. Там были документы. Совершенно неизвестные мне. Копии докладов, записок, писем. Я читал их с изумлением. Даты стояли: 1987, 1988, 1989, годы вроде недавние, но это были уже древние документы из старой, почти средневековой жизни. Они были про роман «Зубр» и про меня. Понятия не имел, какая, оказывается, драматическая история разыгрывалась за кулисами, затрагивая одну инстанцию за другой, вплоть до Политбюро ГДР.

Гэдээровское издательство «Volk und Welt» выпустило книгу «Зубр» в 1987 году. Книгу сделали быстро, но в продажу она не поступила. Что-то произошло. Что именно, я не знал. Она вышла уже в Швеции, США, Польше, Японии, а в ГДР почему-то никак. И вот теперь, спустя шесть лет, полученные документы рассказали мне, что творилось вокруг этой книги. Я вспомнил, как Клаус Хопке, с которым у меня дружеские отношения, уклонялся тогда от прямого ответа: «Знаешь, есть некоторые сложности». Хопке был заместителем министра культуры, ведал всеми издательствами ГДР, и я не очень понимал, какие у него могут быть сложности. Я пребывал во хмелю первых лет перестройки, переживал освобождение, избавление от цензуры, воздух ГДР казался душным, здесь запретили наш фильм «Покаяние», запрещали советские журналы, «закручивали гайки».

Первый документ в пакете помечен 2 июня 1988 года, последний — октябрем 1989-го, то есть полтора года шла возня вокруг романа.

Этот первый документ — отчет нашего КГБ для ЦК СЕПГ. Оказывается, по просьбе ЦК СЕПГ в Германию был послан помощник руководителя исследовательского отдела КГБ из Москвы. В течение трех недель он собирал и проверял материалы о Тимофееве-Ресовском «в связи с книгой Д. Гранина „Зубр“». Отчет его был представлен ЦК СЕПГ.

Поначалу КГБ сообщает, что еще в гитлеровские времена Н. В. Тимофеева-Ресовского проверяли Немецкий союз доцентов, Имперский союз науки. Всякий раз организации Третьего рейха убеждались, что Тимофеев — выдающийся ученый, «серьезный и отзывчивый человек и только ученый». Далее привожу выдержки из справки КГБ: