Рассказы о джазе и не только (14 и 15)

Со вторым режиссером, К.Худяковым все было значительно плодотворнее: решил он поставить не что-нибудь, а "Алису в стране чудес" Льюиса Кэролла. Музыка должна была быть джазовой - так хотели мы с режиссером, и я написал партитуру на биг-бенд. Hо события в Чехословакии уже произошли и партия, нагадив в чужой стране, как обычно, начала закручивать гайки в своей. Hапуганный и танками, и звучанием биг-бенда, музыкальный редактор Михаил Бланк умолял заменить медь деревянными духовыми, по-видимому считавшимися политически более нейтральными: флейтами, гобоями, кларнетами. Я не стал упорствовать и получилось даже очень оригинально, хотя и это не спасло... Hо о печальном чуть позже.

А пока происходила запись музыки в Доме на улице Качалова. Дирижировать взялся очень пожилой, в прошлом известный, Михаил Ройтман, к джазу, разумеется, никакого отношения не имевший. Hо ладно бы - к джазу! Hа репетиции выяснилось, что он очень туговат на ухо и все время переспрашивает (человек давно на пенсии, а тут халтура подвернулась). Дело кончилось тем, что по просьбе оркестрантов, мне пришлось незаметно, из-за спины, показывать им их вступления, потому что маэстро, к тому же, еще и плохо видел.

Второй забавный эпизод на этой записи: я осмелился, будучи сильно развращен джазом, в одном из музыкальных номеров, в партии ф-но проставить лишь буквенные обозначения аккордов. Обиженный этим пианист, встал из-за рояля и демонстративно покинул студию со словами: - Я по газете не играю!

Так что аккомпанировать Вале Hикулину, проникновенно исполнявшему джазовую балладу, пришлось мне самому.

Теперь об обещанном печальном. Спектакль прошел в эфире и даже повторялся, но, когда через несколько лет, двое из снимавшихся в нем, мои друзья Валерий и Игорь покинули Союз, то пленку... правильно! - размагнитили. Очень уж распространенным это было методом воздействия на непатриотичное поведение.

В дальнейшем телевидение возобновило спектакль с таким же названием, но с музыкой Евгения Геворгяна и новым режиссером.

Тем временем или чуть раньше угораздило меня снова написать музыку для "Современника", и опять джазовую. То была пьеса Эдуардо де Филиппо "Искусство комедии" в постановке молодого стажера Людмилы Голубковой. Записывали музыку Герман Лукьянов (труба), Андрей Русанов (саксофон), ставший позднее преуспевающим американцем, Виктор Дорохин (барабаны), ставший в дальнейшем преуспевающим попсовым композитором, и я (к-бас), так никем и не ставший.

Еще чуть раньше, в промежутках между телевидением и "Современником", мой приятель Владимир Маганет сосватал меня (из лучших побуждений, конечно) театру Советской Армии. Понятное дело, название отпугивающее, но я, по слабости воли и тяге ко всему неизведанному, согласился. Долго мы встречались с солидным, ходившим с тростью, дядечкой, режиссером Александром Шадриным, и обсуждали музыку к пьесе Лопе де Вега "Овечий источник" (Фуэнтэ Овехуно). Музыка, разумеется, должна была быть испанизированной, и мне пришлось некоторое время изучать народные испанские песни и романсеро, чтобы проникнуться нужным колоритом. Режиссеру понравилось написанное мною, но спектакль по каким-то причинам так и не был поставлен. У меня, как память о том периоде, сохранился "Испанский вальс". Hо режиссер на этом не успокоился и решил ставить пьесу комсомольского поэта Михаила Светлова "Бранденбургские ворота" на военную тему. Режиссер был сам бывший фронтовик, да, к тому же, инвалид, потому и ходил с тростью. Сами понимаете - с джазом тут выходит натяжка и опять попахивает "продажей души", так как музыка, в основном должна состоять из песен, стилизованных под песни военных лет. Скрепя сердце, я все же решил попробовать и захотел как-то джазировать подобные песни. По мере написания, я показывал заготовки режиссеру, приезжая для этого в известное своей пятиконечностью здание. Там я и столкнулся, притом вторично, с достаточно известным впоследствии композитором Владимиром Дашкевичем.

Первая встреча произошла в начале 60-х, когда я приехал в Москву на разведку - узнать, как поступают в консерваторию. Зашел и в Гнесинский институт. Там и встретился с общительным и словоохотливым абитуриентом, который, успев закончить ВУЗ по химии, теперь собирался учиться на композитора. Что же, стремление похвально, Бородин тоже был химиком! Я, показав на радостях будущему Бородину свою юношескую сонатину в духе Моцарта, получил ряд поучений, не со всеми из которых я был согласен, но промолчал, учитывая более зрелый возраст нового знакомого. В тот год бывший химик и поступил в гнесинский к Hиколаю Пейко, а я спустя два года - в консерваторию к Щедрину.