Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами - 1

В тот день, когда Ольсон отправлял шифровку для Макса Баумгартена, у телетайпа в берлинской редакции «Геральд трибьюн» дежурил Эрнст Флеш, тот самый сотрудник, который пересылал запрос Макса в Нью-Йорк. Под левой мышкой Флеш носил маленький шрам – след ожога. И в ФРГ – Западной Германии, и на востоке, в ГДР, такими шрамами сразу после войны обзавелись многие. В ретроспективе это выглядит сущей глупостью, ведь пятно, оставшееся после выжигания татуировки с группой крови, красноречиво указывало на факт, который эти люди так старались скрыть, – на принадлежность к войскам СС.

То обстоятельство, что у телетайпа сидел бывший солдат ваффен СС, не привело бы к катастрофе, будь Макс Баумгартен чуть больше похож характером на своего любовника Дэниела. Сдержанный и осторожный Дэниел нипочем не доверил бы столь важное сообщение оператору телетайпа. Он бы все сделал сам, но Макс, даром что служил в военной разведке, часто совершал безрассудные поступки. А с Эрнстом Флешем ему особенно «повезло» – вряд ли нашелся бы другой бывший эсэсовец, способный понять значение переписки Макса Баумгартена и Карла Ольсона.

К несчастью Макса, этому капралу довелось недолго послужить в Биркенау под началом некоего обер-лейтенанта Кляйнманна, каковой офицер приблизил его к себе. Не кто иной, как Флеш, после гибели Кляйнманна железнодорожными костылями прибивал к кресту кисти и ступни Исаака Бекера.

Он выдернул из аппарата лист с сообщением, скомкал и бросил в мусорную корзину. Почти так же легко было выяснить адрес Баумгартена, проникнуть в дом под предлогом доставки важного послания из Нью-Йорка и удавить еврея рояльной струной, которую крепко держали руки в перчатках. И лишь когда из санузла вышел второй мужчина, мокрый после душа, дело усложнилось – но не настолько, чтобы Флеш не справился. Казалось, вид бездыханного тела на полу ошеломил этого второго куда меньше, чем собственная нагота в присутствии незнакомца. Не дав голому опомниться, Флеш нанес апперкот пястью и своротил нос набок. Дэниел зашатался и рухнул без чувств. Флеш вынул старый вальтер, набросил Дэниелу на лицо подушку, вдавил в нее ствол и нажал на спуск. А потом подождал затаив дыхание, не всполошатся ли соседи.

Не всполошились. Никто не звал полицию, не визжал, не носился по коридору, не лупил в дверь. Эрнст Флеш выдохнул и приступил к обыску, не забывая переворачивать выдвижные ящики и опра́стывать банки с продуктами. В тот же вечер ту же процедуру он повторил в квартире Дэниела Эпстайна, но свертка не нашел и там.

Нью-Йорк, Лонг-Айленд, Ванта, 1952

Далеко не всегда результат совпадает с целью, вот и Эрнсту Флешу не удалось сделать дело по-тихому. На двойное убийство газеты Западного Берлина откликнулись огромными заголовками – даже больше, чем у лондонских и нью-йоркских газет.

Разумеется, репортеры лишь вскользь касались природы отношений между Максом Баумгартеном и Дэниелом Эпстайном, но не требовалось гениальности, чтобы читать между строк. Благодаря веянию времени и энергии Карла Ольсона история имела продолжение, да еще какое скандальное! Его версию о связи между расправой в Западном Берлине и «Книгой призраков» подхватили все газеты от Нью-Йорка до Йоркшира, от Пекина, штат Иллинойс, до Пекина китайского. Об Исааке Бекере и Якобе Вайсене теперь не слышал только глухой и не читал только слепой.

В жизни Вайсена наступил ужасный период – хуже было разве что в Биркенау. Даже после того, как улегся поднятый Карлом Ольсоном шум, Якоб не обрел покоя. Разгоралась холодная война, близилась казнь Розенбергов, антикоммунистическая паранойя ширилась, как эпидемия гриппа; на всем этом фоне история «Книги призраков» заложила причудливый вираж. Буквально в одночасье легенда из героической и жизнеутверждающей превратилась в нечто подозрительное и смутно-зловещее. Рождались версии о принадлежности Исаака Бекера к советской разведке и зашифрованных секретах, которыми набита его «Книга». Либо русскими, освободившими узников Аушвица, был завербован Вайсен. В этом случае лживая «Книга» подсунута с целью опорочить в глазах американцев их новых союзников, западных немцев. Подобные бредни не выдерживали никакой критики, но кого это смущало в 1952-м?

Больше всего Вайсена взбесил визит чиновника из Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Мало того что лощеный говнюк явился допрашивать Якоба в манере гестапо или КГБ – он посмел третировать и Аву!

– Ваша девичья фамилия Левински, не так ли, миссис Вайсен? – Следователь не ждал ответа. – Вы дочь Сола Левински, адвоката, обслуживающего бакалейный профсоюз. Это так?

– Совершенно верно.

– А вам известно, что председатель этого профсоюза обвиняется в связях с Нью-Йоркским комитетом Социалистической рабочей партии?

– Нет.

– Как думаете, ваш отец слышал об этом обвинении?

Ава была само хладнокровие:

– Полагаю, вам надо спросить у моего отца.